Пустота и люди
«Самоубийца» театр им. Пушкина Анастасия ТОМСКАЯ В Театре им. Пушкина премьера: Роман Козак поставил «Самоубийцу» Николая Эрдмана. Спектакль для любого театра не просто программный, но и подвижнический: поначалу пьеса была из разряда запрещенных, а нынче, в эпоху, когда можно все, ставить подобную драматургию просто опасно.
Конечно, не придут двое в кожанках, не запретят, не вычеркнут фамилию режиссера из титров, афиш и программок – как и произошло с Эрдманом, автором «Мандата», сценаристом «Веселых ребят» и «Волги-Волги», не сошлют в город Енисейск, что в Красноярском крае. Но реально существующая опасность удариться в политическую пародию – благо, текст Эрдмана не устарел ни на одну запятую, в каком-то смысле пострашнее будет. Тем не менее Козак вполне удачно миновал эту подводную скалу, выведя корабль спектакля в бурное открытое море. Сравнение со штормом не случайно: полное ощущение, что вся компания во главе с главным героем, самоубийцей-неудачником Подсекальниковым, находится на крайне неустойчивой поверхности. Они бегают, кричат, хохочут, заламывают руки, бормочут текст.
Круговороты, бурление и всплески бесконечны. За Подсекальниковым (Владимир Николенко) вприпрыжку скачут его жена Маша (Ирина Петрова) и теща Серафима (Наталья Николаева). В соседней комнате щеголь Калабушкин (Андрей Заводюк) и его Маргарита (Ирина Пулина) предаются любви с таким спортивным пылом, что кажется – это они репетируют пирамиды для какой-нибудь демонстрации.
Четверка одетых в белое «комсомольцев» появляется на сцене в самые напряженные моменты, они начинают петь то «Господи, помилуй!», то песенки двадцатых годов прошлого века, аккомпанируя себе на кастрюльках, терках и прочих подручных музыкальных инструментах.
Декорации в спектакле перестраиваются в несколько минут, пока на фоне легкой занавески идут пулеметными очередями диалоги. Металлические легкие фермы, деревянные двери, прозрачные плексигласовые стены: все это может стать огромной коммунальной квартирой – муравейником, а может – залом заседаний. По этим конструкциям артисты карабкаются, как сумасшедшие альпинисты, и опять орут и вращают глазами. Вот Калабушкин пытается отобрать у Подсекальникова пистолет (при том, что у несчастного самоубийцы вместо пистолета – полкруга ливерной колбасы), пытается отвлечь его внимание пронзительным писком резиновой детской игрушки.
Вот на площадку врывается Клеопатра Максимовна (Вера Воронкова) – изломанные позы, патетические вскрики, да еще вдобавок две длиннющие шпильки, торчащие из пучка на затылке, делающие девушку похожей на улиточку – четкая ассоциация с суматошным хороводом женщин и мужчин вокруг усталого режиссера из «Восемь с половиной» Феллини.
Козак сознательно не сделал «Самоубийцу» политическим спектаклем, и ко всему старался избежать социальной сатиры, пытаясь поставить спектакль про запутавшегося и несчастного человека.
Подсекальников Владимира Николенко – портрет из галереи классических «маленьких людей», и его главный поступок в жизни – звонок по телефону: «Але, Кремль?.. А я Маркса читал, и он мне не понравился!» В остальном – это хорошо и страшно сыгранное маленькое чудовище. Он ноет, хнычет, бесится, требует повышенного внимания, обзывает и унижает жену и тещу – в общем, ведет себя как капризный невоспитанный enfant terrible, которому отчего-то все позволено.
Дитя с залысинами – броско нарисованный портрет современного мужчины, так что уйти от сатиры Козаку не удалось.
А безумные женщины, предводители местной интеллигенции, попы, литераторы уговаривают Подсекальникова застрелиться из-за них, нет им дела до гибели этого инфантильного создания. Как стервятники, слетелись на поле предполагаемой брани. Тут нет «хороших» или «плохих», все говорят неправильным простонародным языком сатирической комедии, нет тут ни любви, ни нежности, ни ненависти. Ничего нет.
Одно лишь безразличие. Заполненность пространства декорациями отчетливо напоминает захламленность пыльных неуютных коммуналок с кухонными скандалами и очередями в уборную. И чем больше на сцене людей, стульев и стаканов, тем явственней ощущается главный грех этой компании – абсолютная пустота душ, настоящий духовный вакуум. «Самоубийца» – не столько сатира на современность, сколько –мрачное размышление не о смерти.
О том, что ей предшествует, – о жизни.