Больше, чем театр
Ксения ЛАРИНА На сегодняшний день театр – самое свободное творческое пространство. Здесь нет ни цензуры, ни самоцензуры, нет запретных тем и запретных персонажей, нет нежелательных авторов и неудобных режиссеров, нет патриотических наставлений и идеологических установок. В театре можно все.
В театре уместно все – даже политика. Взлет театральной публицистики пришелся на романтическое время перестройки – второй половины 80-х годов прошлого века. Тогда артист впервые вышел к публике с микрофоном и в упор спросил: «А вы, товарищи, что думаете о текущем моменте?» Товарищи, закаленные на митингах в Лужниках и в Гайд-парке на Пушкинской, азартно отвечали на любые вопросы, артисты и зрители сливались в едином порыве, чувствуя себя частью огромной очнувшейся от спячки страны.
В одном из московских театров инсценировали даже публикации из «Огонька», а Виталий Коротич воодушевленно дирижировал этим хепенингом со сцены. Потом пришло время запрещенных авторов – со сцены зазвучали тексты Евгении Гинзбург, Александра Галича, Александра Солженицына. Сегодня эти имена никаких особых эмоций у молодого поколения не вызывают. И театр воспринимается ими как одно из развлечений, форм досуга, наравне с ночными клубами. Отчего же театр не пользуется своими, прямо скажем, уникальными по своей безнадзорности условиями?
Отчего свобода самовыражения воплощается в свободе раздеваться догола и ругаться матом со сцены? Попытки говорить о насущном посредством классики настолько робки, что не идут ни в какое сравнение с легендарной смелостью советской Таганки. Театр вновь возвращается к «эзопову языку», к хорошо освоенному мастерству намеков и иносказаний, забывая о том, что мы переживаем совсем другое время.
Бешеный информационный поток, хлынувший на нас из Интернета, со страниц еще не зачищенных кремлевскими идеологами газет, не оставляет современному искусству никакого выбора – либо ты видишь меняющийся за окном мир, либо нет. Один главный редактор одного давно закрытого журнала, большой любитель театра, поделился своим наблюдением за столичной публикой: «Наши зрители готовы к политическому театру». Вопрос – готов ли к этому театр?