10 февраля Россия чтит память Александра Сергеевича Пушкина
В этот день, в 1837 году, Александр Сергеевич умер в своей квартире на Мойке после смертельной раны на дуэли. Сотни людей по сей день приходят сюда, приносят цветы, читают пушкинские стихи.
Даже в страшную блокаду, несмотря на жестокий обстрел и бомбежки, у двери в квартиру поэта на Мойке в этот день собирались люди.
В нынешнем году в Музее-квартире Александра Сергеевича открылась выставка, посвященная освобождению города от вражеской осады. Ее основу составили произведения, посвященные жизни и творчеству Пушкина: их авторы жили, воевали и умирали в блокадном Ленинграде и на фронте.
Но и тогда помнили о нашем великом поэте, издавали его книги, писали посвященные ему научные труды, рисовали иллюстрации к его произведениям.
Но, увы, у русского гения было и немало врагов. Это в результате их заговора он и погиб, даже в наши дни они не унимаются, продолжают клеветать.
Пушкин никогда не имел в Санкт-Петербурге своего собственного дома, снимал квартиры.
В доме на Мойке, 12, который принадлежал княгине Волконской, он поселился в сентябре 1836 года. Это, наверное, самое красивое место в городе: совсем рядом великолепная Дворцовая площадь с Зимним дворцом и Александровской колонной. Мойка в этом месте изгибается изящной дугой, образуя неповторимой красоты панораму особняков на закованной в гранит набережной.
Увы, жить в этом чудесном месте Александру Сергеевичу пришлось недолго… Потом здесь сменилось много жильцов, дом неоднократно перестраивался, а в советские времена в нем устроили коммунальные квартиры. Музей, посвященный поэту, здесь появился только в 1927 году.
«В музей сегодня приходит много молодых людей, — говорит его директор Галина Седова. — Дом на Мойке как был лидером по посещаемости среди мемориальных квартир, так и остается». В это сегодня трудно поверить, но после смерти поэта о нем мало вспоминали в России, его собрание сочинений плохо расходилось, и были «горячие головы», которые утверждали, что Пушкин, поэт-аристократ, вообще более не нужен. Прошли годы, и в наши дни мы все отчетливее понимаем, что и на самом деле Пушкин действительно – «это наше все».
Об этом и рассказывает его Музей-квартира. В нем собрано более в этом храме хранился древний образ Спаса Нерукотворного из домика Петра I, чтимая икона Божьей матери «Знамение» и древняя шелковая плащаница, вышитая в Константинополе. Этот храм был приходским для всех придворных и устроен с соответствующей роскошью.
В 1923 году церковь закрыли, протоирея, отца Федора Знаменского, расстреляли, а ключи от нее передали отряду конной милиции. После чего, ворвавшись в храм, красные кавалеристы шашками в щепки изрубили бесценный иконостас, сожгли архив, а потом устроили в здании клуб для танцев. Однако плясали в храме недолго. Вскоре там организовали приемный пункт ГУЛАГа.
Люди, заходили в бывшую церковь, сдавали в окошечко документы, а потом их уводили во внутренний двор. Кого на пять, кого на десять лет, а кого и навсегда…
Спас Нерукотворный был возвращен церкви только в 1991 году. О поэте во внутренних покоях храма сегодня напоминают две картины: их видишь, когда поднимаешься по лестнице.
На одной изображена последняя исповедь Пушкина, на другой – его отпевание. Имя раба Божия Александра звучит в храме и в обычные дни на панихидах.
Тело покойного принесли в храм на Конюшенной площади, хотя отпевать его должны были в Адмиралтействе, где находилась приходская церковь семьи Пушкиных. Но в этом случае похоронная процессия неизбежно должна была проходить мимо дома, где жил нидерландский посол, барон Геккерн, приемный отец Дантеса.
Чтобы избежать возможных эксцессов, император повелел провести отпевание в придворной Конюшенной церкви, к тому же Пушкин имел чин камер-юнкера. И исповедовал его священник именно из этой церкви. Еще 27 января, когда врачи осмотрели рану, решено было позвать священника.
— За кем прикажете послать? – спросили Пушкина.
— Возьмите первого ближайшего священника, — ответил он.
«Ближайшим» оказался протоирей Петр Песоцкий, настоятель храма на Конюшенной площади. Он вышел от Пушкина со слезами на глазах, пораженный смирением и благородством умирающего поэта.
— Вы можете мне не верить, — сказал он, — но я для себя самого желаю такого конца, который он имел.
И после смерти Пушкин продолжал оставаться жертвой светской суеты. В храм на отпевание пускали только по билетам. Присутствовал весь дипломатический корпус, многие сановники. Случилась давка.
У покойника отрезали куски от одежды, волосы, клали в гроб перчатки. «А дамы, — пишет в своих воспоминаниях Мария Каменская, — так даже ночевали в склепе…»
Сообщение о кончине великого поэта было опубликовано лишь в одной газете: «Литературные прибавления к «Русскому инвалиду».
Его написал ее редактор Андрей Краевский: «Солнце нашей поэзии закатилось! Пушкин скончался, скончался во цвете лет, в середине великого поприща…». Но уже на следующий день редактор был приглашен для объяснений к председателю цензурного комитета князю Михаилу Дундукову-Корсакову.
— Я должен вам передать, что министр крайне, крайне недоволен вами! — сказал он Краевскому. — К чему эта публикация о Пушкине? Что это за черная рамка вокруг известия о кончине человека не чиновного, не занимавшего никакого положения на государственной службе? Ну, это еще бы куда ни шло! Но что за выражения! «Солнце поэзии!». Помилуйте, за что такая честь? «Пушкин скончался… в середине своего великого поприща!» Какое это такое поприще?».
Князь уже после смерти поэта словно хотел отомстить ему за злую эпиграмму, которую тот сочинил про него:
В Академии наук
Заседает князь Дундук
Говорят, не подобает
Дундуку такая честь,
Почему ж он заседает?
Потому что ж… есть!
Много лет спустя прах умершего поэта потревожили.
В 1953 году, на территории Святогорского монастыря, решили вскрыть его могилу. Территория была закрыта для посетителей, у ворот поставили посты милицейской охраны. В качестве консультанта пригласили известного советского археолога Павла Шульца.
Участник этих работ, тогдашний директор заповедника Семен Гейченко вспоминал: «Мы отбросили лопаты и совки и стали расчищать землю ножами, щетками и деревянными ложками… Хорошо сохранились стенки, изголовье и подножие гроба. На дне склепа остатки еловых ветвей. Следов позумента не обнаружено. Прах Пушкина сильно истлел.
Нетленными оказались волосы».
Случилось и странное. В склепе Пушкина обнаружили останки еще двух человек. Кем они были, ученым установить так и не удалось…
Как известно, Пушкин сам своими стихами «памятник воздвиг себе нерукотворный».
Но много, посвященного поэту, в Санкт-Петербурге воздвигли и другие.
Первый – временный гипсовый бюст — был поставлен в 1881 году в сквере на Пушкинской улице. Затем на его месте в 1884 году был воздвигнут бронзовый памятник во весь рост по проекту Александра Опекушина. Позднее монументы и памятные знаки, посвященные русскому гению, появились в Царском селе, на месте дуэли Пушкина на Черной речке, во дворе дома на набережной Мойки, где он жил, а в 1957 году открыли замечательный памятник поэту работы Михаила Аникушина на площади Искусств. Мемориальные доски с именем Пушкина установлены на набережной Фонтанки, на Галерной, на набережной Кутузова, во дворе дома на Мойке, где он жил.
Именем Пушкина названы улицы в центре города, в Пушкинском, Павловском, Колпинском, Курортном и Красносельском районах.
Словом, трудно найти другого поэта, которому было поставлено повсюду столько памятников. Говорят, что он есть даже в Эфиопии. Правда, на пьедестале написано: «Нашему поэту».
А в Михайловском в 2000 году поставили монумент судьбоносному зайцу, который, как известно, спас Пушкина. Он представляет из себя верстовой столб с надписью «До Сенатской площади осталось 416 верст» с фигурой сидящего на нем зайца. Когда поэт мчался в Петербург, где начинался бунт декабристов, дорогу ему перебежал заяц.
Веривший в приметы, Пушкин тут же повернул обратно…
Но вот при жизни великому поэту памятники не ставили. Даже родители Пушкина не любили своего сына. «Третьестепенными французскими поэтами Пушкины восхищались, а в своей семье просмотрели гения», — писала в книге «Жизнь Пушкина» его биограф Ариадна Тыркова-Вильямс. Просмотрели гения и другие.
Не имел успеха пушкинский журнал «Современник», где печатались не только его шедевры, «Скупой рыцарь», «Капитанская дочка», «Медный всадник», но и стихи Тютчева, Лермонтова, Жуковского, повести Гоголя.
В 1836 году вышло четыре тома. Первый был издан тиражом в 2400 экземпляров, но из них раскупили не более трети. В результате тираж четвертого снизился почти втрое. После смерти поэта у самого интересного в истории русской литературы журнала осталось всего 233 подписчика.
Впрочем, у журнала «Европеец», где Пушкин тоже печатался, их было всего 50.
Что же читали тогда в России? Уже забытых сегодня Марлинского, Булгарина, Греча, Полевого, легковесные «дамские» романы французских сочинителей, приключения бывшего каторжника Видока – прообраз нынешних детективов. За два века до господства гламурного «мыла» вкусы большинства публики мало чем отличались от нынешних.
Выше всех поэта, пожалуй, оценил царь Николай I – тот, кого в советские времена считали чуть ли главным организатором заговора по его уничтожению. «Знаешь, — сказал Николай жене после встречи с Пушкиным, — сегодня я разговаривал с самым умным человеком России».
Он же потом назначил после смерти поэта щедрое пожизненное содержание его семье. Чего не сделал ни один советский правитель для родственников рано ушедших из жизни или покончивших с собой знаменитых поэтов и писателей.
Всю свою жизнь Пушкин жестоко страдал, но не столько от дерзких ухаживаний за его женой, сколько от непризнания в обществе подлинного значения его творчества.
Ведь в те времена не было премий или других знаков отличия для литераторов. Никто им не давал орденов, не сажал в президиумы. Каково же было быть гением, сознавать это и видеть, что другие этого не признают? Ведь даже «специалисты», литературная критика того времени вовсе не всегда его хвалила. Когда поэт напечатал «Бориса Годунова», влиятельный журналист Николай Надеждин отозвался на это так:
«Бориса Годунова»
Он выпустил в народ.
Убогая обнова,
Увы! на новый год!
Даже его друг по лицею Вильгельм Кюхельбекер поставил «Годунова» ниже всеми давно забытых пьес Нестора Кукольника. Если его не понимали и не ценили друзья и коллеги-литераторы, что же говорить об остальных?
Впрочем, вскоре Пушкин и сам понял то, что другие люди понимают только под конец долгой жизни: благородное сердце умнее светлой головы.
И именно поэтому его Татьяна оказалась умнее Евгения Онегина. Но наладить собственную жизнь самый умный человек в России не смог. Когда он умер, в доме было всего 300 рублей.
Не на что было похоронить…
Во времена СССР, когда его подняли на пьедестал, тоже не все было гладко. Бенедикт Сарнов в своей книге «Сталин и писатели» описывает такой случай. В 1949 году отмечали 150 лет со дня рождения Пушкина.
В Большом театре в Москве состоялось торжественное заседание, на котором читали его стихи. Выступления ораторов транслировалось через репродукторы, стоявшие тогда по всей стране на площадях. Шла трансляция и в одном маленьком казахском городке. Площадь была пуста, но вдруг ее заполнили странные всадники, прискакавшие неведомо откуда.
Они были плохо одеты, измождены, но с большим вниманием стали слушать выступление Симонова, читавшего официальный доклад. Но, не дослушав до конца, они вдруг пришпорили коней и умчались… Зачем же они приезжали и почему уехали, явно разочарованные?
Оказалось, объясняет Сарнов, это были калмыки, депортированные в Казахстан по приказу Сталина.
Они примчались из своих поселений, чтобы услышать, произнесет ли московский докладчик, когда он будет цитировать текст на пушкинском памятнике, слова: «И друг степей калмык».
Симонов процитировал стихотворение. И даже соответствующую строфу прочел, но — не до конца:
Слух обо мне пройдет по всей Руси великой,
И назовет меня всяк сущий в ней язык,
И гордый внук славян, и финн, и ныне дикий
Тунгус…
И – все!
На «тунгусе» цитата обрывалась. Называть тогда имена репрессированных народов запрещалось. А потому всадники сразу поняли, что в их судьбе перемен не предвидится, и ускакали. «Отрезанную» пушкинскую строчку вернули лишь после смерти Сталина и ХХ съезда, когда калмыки смогли вернуться в родные места.
Любопытно, что одно из самых цитированных восклицаний Пушкина приводят в искаженном виде.
Помнится, какое огромное впечатление произвела на всех премьера в БДТ в Ленинграде «Горя от ума» в постановке Георгия Товстоногова, когда над сценой появился плакат со словами: «Черт догадал меня родиться в России с умом и талантом!» В СССР такое произвело эффект разорвавшейся бомбы. Вот, мол, в нашей стране ум никому не нужен, оттого и «горе от ума». По тем временам это была неслыханная смелость.
Однако на самом деле у Пушкина не так.
В его самом последнем письме к Наталье Николаевне Гончаровой эта фраза выглядит иначе. «Черт догадал меня родиться в России с душой и талантом». Вместо «души» вдруг появился «ум». Разница, что и говорить кардинальная. «Подправили» Пушкина постановщики, чтобы его слова ассоциировались с названием пьесы Александра Грибоедова «Горе от ума». Сейчас, конечно, трудно сказать, кто сделал это первым. То ли сам Товстоногов, то ли кто-то еще до него.
Но в любом случае, корректировка непозволительная…
В советские времена Пушкина изображали как непримиримого борца с царизмом. Однако перед смертью он говорил об императоре иначе. «Что сказать от тебя царю?», — спросил Жуковский у смертного одра поэта. «Скажи, жаль, что умираю, весь бы был его», — тихо отвечал Пушкин.
В высшем свете Санкт-Петербурга поэта многие вообще ненавидели, что и послужило поводом для коварной интриги и убийству.
Ряд исследователей утверждает, что поэт стал жертвой «голубого заговора».
В Париже, да и в других европейских столицах содомский грех тогда был в моде в высших кругах.
Зная вспыльчивый характер поэта, его враги стали били по самому больному — жене-красавице.
И тут в Санкт-Петербурге, откуда ни возьмись, и появился белокурый француз Дантес. Его приемный отец, голландский посланник барон Геккерен, устроил его в гвардию, ввел в лучшие дома. Геккерен никогда не был женат. Князь А. Трубецкой потом писал: «Не знаю, как сказать: он ли жил с Геккереном, или Геккерен жил с ним…
Он был очень красив».
Вскоре залетный французишка стал публично волочиться за Натальей Николаевной Пушкиной. Не давал ей проходу, а барон-«отец» всячески поощрял эти ухаживания.
Затем оскорбительный для поэта пасквиль – «Диплом ордена рогоносцев» — был разослан ему самому, его друзьям и знакомым. Пушкин тут же вызвал Дантеса на дуэль.
Сам Пушкин считал автором пасквиля Геккерена. Но окончательно так и не удалось установить, кто именно сфабриковал гнусный «диплом».
Подозрение пало также на дружков «голубого барона», князей И. Гагарина и П. Долгорукова, живших в одной квартире. Ряд советских исследователей-криминалистов утверждали, что именно они приложили руку к гнусной фальшивке. Это подтвердила и почерковедческая экспертиза.
Пушкин был убит на дуэли — на это и рассчитывали организаторы гнусной инсценировки…
Заговорщики радостно потирали руки, но не учли реакции царя.
Николай I потребовал от голландского правительства убрать «каналью» Геккерена с поста посланника. Дантеса приговорили к смертной казни, а позже, разжаловав в рядовые, выдворили из России.
Не стану упоминать и опровергать всю галиматью, которую вбрасывают сейчас в Интернет.
Попытки дискредитировать великого русского поэта продолжаются и в наши дни.
Безуспешные, но очень настойчивые.
Владимир Малышев