Александр Буйнов ловит кайф прямо на сцене

Когда говорят о мужественности на нашей сцене, то в первую очередь вспоминается имя Александра Буйнова.
«Мужчина, поющий о любви», — обычно так говорят о нем. женщины обожают его хриплый, низкий голос, мужчины уважают его любовь к экспериментам и стремлению жить на полную катушку. Александр и на сцене ведет себя так же – выкладываясь на все сто, любит петь только в живую и с удовольствием затягивает свои выступления до бесконечного количества часов. Обычно вместе с Александром его песни поет весь зал.

— Знаю, что у вас есть свой сайт. То есть вы на короткой ноге с компьютером и Интернетом?

— Я просто обожаю получать письма на свой сайт, но плохо печатаю на машинке. Конечно, стараюсь отвечать всем, но это занимает очень много времени: пока на клавиатуре запятую найдешь, пока – точку. Но все равно получать послания очень здорово!

Мы с некоторыми просто завязали настоящую переписку, они мне истории жизни пишут и фотки присылают. Так что пишите! Письма от руки тоже очень приятно читать — в них есть душа, есть смысл.

— Саша, вы никогда не поете под фонограмму? Это такой творческий принцип?

— Какой смысл всю жизнь кайфовать живьем, чтобы, стоя на вершине успеха, фанерить? Нет драйва. Для меня каждый концерт – это медленный оргазм от начала до конца. Надеюсь, взаимный со зрителем.

К тому же я страсть как люблю импровизировать! И именно поэтому заранее перед выступлением ничего не планирую: все идет от зала – песни, темп, остановки. Кстати, это типично рок-н-рольский приемчик: ты молчишь — зал поет. Это у меня еще с младых лет осталось, когда мы с самодельными группами выступали.

А под фонограмму такое невозможно!

— Я где-то прочитала, что вам даже телепрограммы только в прямом эфире нравятся. Тоже потому, что нет «фанеры»?

— Да, я люблю из развлекательных только программы с прямым эфиром. Потому что прямой эфир – это как живой концерт, живой звук, другой пульс, ритм, она бьет ключом. Даже присутствовать там интереснее, чем в записной программе, когда учат зрителей, по знаку хлопать, по знаку кричать «браво», смеяться и так далее. Бывают хорошие записные передачи, но они не сравнятся с живым эфиром. Конечно, многое зависит от героев, от ведущих… Иногда на одну секунду попадаешь, и остаешься до конца эфира из-за того, что здорово все получается.

Так что нравятся все живые программы, а у нас на ТВ таких почти нет.

— До какой степени можете выложиться на сцене?

— Только до конца… Когда я учился в ГИТИСе, мой учитель Андрей Николаев, знаменитый клоун Андрюша, говорил мне: «Санечка, так нельзя играть! Эдак ты просто сгоришь на сцене! Надо все делать по системе. Чтобы все у тебя получалось как бы понарошку. А ты распаляешься, почти наизнанку выворачиваешься!» Это было еще на сцене ГИТИСа.

Но я себя так и не смог переделать. Да и считаю, что это не нужно, потому что на сцене по-другому нельзя. Каждый твой неверный шаг, каждое «невыложенное» до конца движение зритель заметит. Да и неинтересно просто – это же в кайф выплеснуться полностью, а потом день отходить…

— Работа артиста очень связана и с нервами, и со стрессами. Как вы с ними боретесь?

— Если честно, не бывает у меня никаких переутомлений и стрессов. Стрессы, может, и бывают, но мужики как-то все в себе через жизнь проносят. А может, я просто научился держать удар в жизни. Все, что не глобально, все мелкие переживания, просеиваются как через сито. Я считаю, что должно оставаться только главное.

Вот страсти какие-то с близкими людьми, не дай бог! А все остальное – суета и томление духа.

— То есть вы любую проблему можете сбросить с себя и идти дальше?

— Я всегда сбрасываю с себя все. Все, чем меня нагружают или пытаются специально меня нагрузить… Но, наверное, нет такой проблемы в жизни, которая могла бы действительно нанести мне какой-то удар, из-за которой я бы мучился, переживал, укорачивал себе жизнь…

— Часто так говорят люди, которых полжизни преследовали какие-то удары, они уже окрепли духом, и их уже ничто не может потревожить…

— Если так, я не хочу сказать, что у меня была какая-то уж очень жестокая школа жизни. Всякого по мелочи-то набиралась… был бит, сам бил… это нормальная чисто мальчишеско-мужская школа. Характер же какой-то вложен в тебя. Если все время в маминой юбке путаться, а потом столкнуться один на один с этой штукой под названием жизнь, — такие люди часто не выдерживают трудностей.

Потому что им срочно нужна мамка. Такие мужики в кавычках и женятся только от того, что им нужна мамка. Они просто привыкли к такому поводку.

А я рано ушел из семьи, уже в 16 лет убежал от мамы и отца и стал мотаться по Советскому Союзу по гастролям,  жить кочевой жизнью, и, признаюсь, до сих пор это делаю с огромным удовольствием.

— Александр, а как обычно начинается ваш день?

— Если это кому-то интересно, рассказываю: встал, умылся и пошел! Оттого, что я не служащий банка, день на день у меня не похож: я не люблю сидеть на месте, люблю путешествовать по городам и весям. Мой день совершенно нераспланирован, как и у большинства музыкантов и творческих людей во всем мире. Он может начаться очень поздно: в полдень, в час дня или даже позже…

Потом следует старт в виде холодного душа, чтобы сбросить сон.  Если под руку попадется гитара, могу попробовать пару аккордов, любимых битловских оборотов, а попадется фортепиано – то какие-то свои обороты: у любого музыканта есть любимые пассажи. Все происходит спонтанно: того немножко, этого немножко, новостей по телевизору ухвачу, мысль какую-то запишу… Дальше – встречи со знакомыми, друзьями, поэтами, артистами. Все это носит совершенно сумбурный характер.

Если, конечно, день не гастрольный: там все четко, расписано по часам.

— То есть как в армии?

— Неплохое сравнение… Да, там полезная была школа! Сидишь, бывало, на гауптвахте в одиночке, грязь по колено, темнота… Только ты да маленький чайничек с водой — чтоб от жажды не помереть. Так тоскливо, одиноко, мечтаешь – вот бы в общую камеру перевели.

Попадешь в нее — хорошо. Потом в свою роту вернешься — блаженство. Затем опять на гауптвахту.

Все вокруг армию клянут, а я наслаждаюсь. Ведь всегда есть, с чем сравнивать. Ну, как раньше жили?!

Наша семья из пяти человек в одной комнатушке коммуналки ютилась. Когда перебрались на Ленинский проспект в двухкомнатную квартиру — как во дворец попали. Потом братья женились, дети пошли — и все в одной квартире. Я из армии вернулся, жену с собой привез. Так для нас место нашлось уже только под роялем.

Там и спали, отгородившись от всех занавеской… Все меняется. Теперь вот я в загородном доме живу — красиво и просторно.

Но всегда помню, как раньше было.  И в который раз убеждаюсь: мы хозяева своей судьбы и вольны воспринимать ситуацию как благо или как жестокий облом…

— Саша, где вы обычно отдыхаете в своем доме?

— Дневные часы я обычно провожу на первом этаже. Часто —  на сцене, где мы репетируем с музыкантами, импровизируем. Когда приезжает мой балет — танцуем. Если же речь о том, чтобы расслабиться по полной  программе, то мы с друзьями, если я не на гастролях, идем в баню, — она прямо в доме.  После бани с пивом и раками просим пожаловать дорогих гостей в гостиную.

Перейти к возлияниям и обильному ужину. У меня есть два суперповара, которые могут приготовить все, что угодно по любому рецепту. Все мои гости всегда завидуют нашему столу.

Как говорится, на наших обедах икру никто не ест, потому что до нее дело не доходит… А после плотной трапезы обязательно – импровизированный концерт.

— Стиль интерьеров как выбирали?

— Я не сторонник какого-то одного стиля: люблю и в классике что-то, и в модерне всякие прикольные штуки. Но с другой стороны я очень привыкаю к вещам: к дивану, ковру, чашкам. Моя жена Алена — наоборот: любит перемены.

Она очень любит покупать мебель и переставлять все раз в год или в полгода. Вот приезжаю я с гастролей, а дома уже все новое. А старая мебель дарится друзьям.

Иногда кто-то в гости приезжает и говорит: «Ни фига себе — у вас тут опять перестановочка!» Вот передвижения Алена любит. А я люблю железки, собак, машины, гайки всякие…

— Как вы реагируете на такие нововведения? Ведь мужчины быстро привыкают к тому, чтобы шкаф, например, на определенном месте стоял…

— Обычно это делается без меня: я приезжаю с гастролей, захожу в дом… ну, и нормально… Алена, конечно, ждет какого-то эффекта, взрыва эмоций, как грома среди ясного неба, и спрашивает меня: «Ну, что, ты ничего не хочешь сказать?» Но мы, мужики, действительно, консерваторы: они хотят, чтобы в темноте можно было свалиться в кресло, вот оно вроде здесь стояло, а там оказывается не кресло, а штырь какой-нибудь… (Смеется). Мне долго нужно привыкать, что у меня здесь был свой бардачок, а теперь надо его оборудовать в другом месте… Так что в этом плане ты права, мы не очень любим перестановки. Потом я быстренько привыкаю – и снова все  нормально.

Но надо сказать, что Алена все делает с огромным вкусом, у нас все очень красиво. Я такого дома больше не знаю – и красивого, и уютного, и дружелюбного… У нас в доме друзья с утра до ночи, машины во дворе стоят, как рядом с посольством каким-то.

— А у вас есть какое-то любимое место в доме?

— Конечно! Когда у Алены хорошее настроение, то это спальня.

— А когда плохое?

— Я ухожу… в бассейн, например. Или на тренажеры часа на три-четыре.

— Вы часто туда заглядываете?

— Бывает, что в нашем спортивном комплексе я уединяюсь, когда мы поссоримся с моей женой Аленой. Прихожу в бассейн, который у нас дома и давай там круги наяривать! Но самое обидное, что она всегда заходит в тот момент, когда я после занятий спортом уже лежу на диване и читаю книжку или смотрю фильм. «Ага, — обычно говорит Алена, — ясно, чем ты тут занимаешься!» Вот все вы женщины такие! (Буйнов вдруг заводится). — Всегда заходите не вовремя!

Нет, чтобы заглянуть минут пятнадцать назад, когда я весь в мыле трудился, давал выход энергии!

— Как у вас в молодости проходили любовные переживания? Обычно дома сидели, запершись в себе, или все чувства «в народ выносили»?

— Дома не хочется сидеть. Всепобеждающие чувства весеннего гона по крови требуют, конечно, выплеска эмоций. Хочется орать на всю Вселенную, прикоснуться быстрее к предмету вожделений, услышать по телефону, увидеть скорее – все это проходили, и я тоже, к счастью, не был этим обделен.

Я думаю, кто через это не прошел, зря жизнь прожил.

— В юности было страшно в первый раз подойти к понравившейся девушке?

— Нет, не страшно. У меня не было комплекса общения с девушками, но мне всегда нравились только чувства обоюдоострые.

— То есть когда чувство безответно, вы сразу теряете интерес?

— Когда переживания любви односторонние, это не дает такого накала эмоций. Ведь всегда чувствуешь, когда ты кому-то нравишься… Но, бывало иногда, именно ради спортивного интереса, девушку закадрить. Правда, это случалось крайне редко и потом все равно перерастало в какие-то романтические отношения. Я помню буквально один случай из жизни, когда закадрил девушку на мотоцикле на спор… Мы когда-то давно, лет 20 назад, были в городе Новороссийске с гастролями, еще с «Веселыми ребятами». Стояли с группой на улице, и я помню, один мужик Андрей говорит: «Смотрите, какая девчонка на мотоцикле!» Там остановилась такая классная девушка, у нее была тачка типа «харлея», мощная, и сама она была такая вся модная рокерша в коже…

А Андрей слыл у нас ловеласом, мы знали, что все девчонки были от него без ума. И тут мы с ним поспорили «на слабо», смогу я ее закадрить или нет. Я к ней подошел, познакомился, и что-то мы так лихо начали говорить про гайки, винтики, мотоциклы… В общем нашли общую тему. Так мы познакомились, и у нас потом была большая любовь.

Но все равно, это исключение из правил, но – подтверждающее правило.

— Какими были правила?

— Правила любви — обоюдоострое, как кинжал, чувство, взаимное притяжение…

— У вас была первая «заготовительная» фраза при знакомстве, чтобы с первого же слова заинтересовать девушку?

— Ну как можно готовить какие-то слова? Лучше экспромтом!

— Но ведь самый лучший экспромт – подготовленный?

— Да, говорят, импровизация самая хорошая – подготовленная. Но когда идешь на встречу с любимой девушкой, что-то, конечно, болтается в башке, но ведь не целая речь! То есть я не иду и не думаю, что вот сейчас скажу: «Знаешь, как я тебя люблю, я для тебя готов на то-то и то-то…» Это будет просто смешно. Это все равно что записал на магнитофон, а потом под фонограмму объясняешься в любви… Это все «фанера», я же предпочитаю все делать живьем. Как и на сцене.

А живьем – это значит, что ты идешь, в голове крутятся какие-то мысли, какие-то слова, это буря, восторг, и только потом эти эмоции облекаются в слова и высказываются вслух. А бывают люди, которые не могут высказать ничего — ну не умеет человек разговаривать, не дано это ему, он комплексует — от таких людей исходит другое какое-то добро, они скажут жестами, руками. Я вспоминаю свое первое свидание.

Я тогда учился в 9-ом классе. Шел по Ленинскому проспекту на встречу с девушкой, и тогда немного сыграл, естественно! История опять же связана со штанами. Я знал, что у меня брюки некрасивые, со старшего брата, немодные, широковатые и коротковатые, но носить-то было нечего. А модными тогда были наоборот – узкие и клеш… И вот слышу за спиной ее голос: «Са-аш!» И я чтобы встать как-то половчее, с понтом ее не слышу, картинно ногу поставил на бордюрчик, понял, что таким образом штанина натянулась и стала казаться не такой широкой, прикурил сигаретку… Она подбежала, а я сделал круглые глаза: «А ты откуда выбежала?» Конечно, я понимал, что эти все выкрутасы никому не нужны: у нас была любовь, и ей было глубоко наплевать на ширину моих штанов.

Но какие-то мальчишеские комплексы все-таки заставляли делать по-другому. Вообще женщина в моей жизни – это одно из самых главных явлений…

— То есть сейчас у вас есть конкретный объект, который постоянно вдохновляет вас на разные подвиги?

— Конечно! Я знаю такую женщину – это моя жена Алена.

— Как вы познакомились со своей супругой?

— Я уже не раз рассказывал эту историю. Мы вместе уже 17 лет. В год знакомства мой приятель целое лето рассказывал про какую-то мифическую, очень интересную девушку по имени Алена. Причем, не с целями нас познакомить, а просто так – говорил с восхищением. Я и до этого уже слышал о ней, но до очного знакомства как-то не доходило… И вот как-то она собралась идти на концерт своих друзей — группы «Цветы», но их концерт отменили, и подружка Алены, жена нашего тогдашнего директора, уговорила ее пойти на «Веселых ребят».

Мы тогда выступали во Дворце спорта в Лужниках, и обе девушки пришли к нам за кулисы. Я даже не знал, что это и есть та самая замечательная Алена: ведь я так ни разу ее и не видел. Они вошли в нашу большую гримерную, там сидел весь коллектив. Никто из ребят не шевельнулся, и тут я в совершеннейшем одиночестве подхожу к Алене, и, не знакомясь и не здороваясь, говорю: «Даже не ожидал, что именно сегодня встречу любимую женщину!» Все – так произошло знакомство.

Просто я увидел ее глаза и понял, что я попал… пропал на всю жизнь. И как мы взялись тогда за ручки, так до сих пор за ручки ходим…

— Алена была тогда большой поклонницей «Веселых ребят»?

— Нет! Как раз нет! Просто она была знакома с ребятами из группы Стаса Намина «Цветы». А на «Веселых ребят» попала случайно – только благодаря настойчивости своей подруги.

Просто это Его Величество случай, которому я бесконечно благодарен, потому что не знаю, как могло бы все обернуться – просто в тот вечер Алена бы не пришла и все.

— То есть вы поняли, что все очень и очень серьезно в первую же минуту после встречи?

— Конечно! Я в этом даже не сомневался! К тому же я не могу сказать, что до Алены у меня были романы несерьезными: я всегда влюблялся всерьез и на всю жизнь, но обстоятельства так складывались, что приходилось расставаться.

Жизнь же не простая штука, била и больно, и по-всякому. Были и любовные треугольники, и разлуки — я все прошел. А с моей Аленой тоже не тихий омут, слава богу. Потому что она у меня девушка взрывная, и в порыве страстей даже может послать так далеко, откуда не возвращаются. Но я же понимаю, что мне нужно возвратиться все равно, так что какими-то закоулками и неведомыми путями возвращаюсь… (Смеется).

У нас все на эмоциях: если мы ругаемся, то обязательно до развода, всегда очень серьезно. Это же все равно что влюбляемся, — так же насыщенно по эмоциям и страстям. Но как только начинаются разговоры о том, куда мне пойти и насколько далеко, для меня в такие моменты главное – добраться до тела… И тогда ссора угасает сама собой: ведь как ни ругайся, любовь все равно победит.

— Ваши характеры похожи? Вы тоже такой же взрывной? Ведь говорят, что противоположности притягиваются…

— Честно говоря, я больше медведь по натуре. Меня раскочегаривать нужно. Но если уж припрет, я сразу мобилизуюсь и могу все решить за несколько секунд… сказывается армейское прошлое. Я могу мобилизоваться именно в экстремальных случаях, когда некогда соображать, нужно действовать.

В этом плане мы с Аленой очень похожи, так что моя жена – настоящая боевая подруга, и к тому же мой продюсер.

— Я где-то прочитала, что именно Алена придумывает ваши образы и советует сделать новую стрижку, перекрасить волосы.

— Да, и не только. Кроме того, Алена меня долго приучала и приучила все-таки к косметике за уже 17 лет совместной жизни, продюсерства и всего, чего угодно. Мало кто знает, что есть специальные мужские линии. Я все это презирал и отвергал, пока Алена не сунула мне какую-то нашу газету, где в светской хронике черным по белому было написано, что Сталлоне, будучи проездом в Париже, пробежался по магазинам, купил себе еще один очередной крем для лица и уехал обратно.

Алена сказала: «Вот видишь!!!» Я же все время твердил: «Фу-у, зачем это надо мужику???» Но она отвечала: «Увлажнять кожу нужно всем – и мужикам, и женщинам!» Поэтому по утрам сейчас я уже привык пользоваться кремом, я без этого уже не могу. Это как умыться или зубы почистить… Кстати, умываюсь все время только с мылом, никак не могу перейти на всякие новые умывалки с тониками – это единственное, что осталось мое. Но на все Аленины уговоры я отвечаю: «Как угодно, но умываться только с мылом!» Потом наношу мужской крем, потом запах любимый… одеколоном дал пару раз на башку – и король!

— Какие запахи вам нравятся?

— Мне нравятся мужские запахи — что-то такое терпкое между конским потом, бензином и какими-нибудь горными цветами. Я люблю, как пахнет горный мед черного цвета. Вот если что-то подобное в аромате есть, то это мое… Я обычно не мучаюсь с выбором одеколона.

И обязательно, чтобы этот запах был упакован в черную коробку… Еще она как кирпич должна быть, то есть такая мужская форма без всяких выкрутасов.

— Смесь запахов бензина, горных цветов и лошадей… довольно сложный и необычный аромат!

— Не думайте, это не значит, что я любитель-токсикоман! (Смеется). Просто с детства люблю эти запахи, потому что с отцом я с младых ногтей собирал его «москвич» по частям – вот с тех пор очень люблю железки и их запах. Потом серьезно занимался вольтежировкой в школе верховой езды на ипподроме – вот вам и лошади. Ну, а цветы – это само собой разумеется в аромате. Заодно, предваряя вопрос о пристрастиях, еще люблю собак, только больших.

А если говорить в правильной градации, то на вершине пирамиды – женщина, потом лошади, машины, собаки… карты, вино… Шутка, я в карты не играю! Вот если бы из всего этого сделать запах туалетной воды или одеколона, то он стал моим самым любимым. Я был бы первым покупателем!

Варвара Серикова