Американец возвращает Петербургу русскую оперу

13 и 14 октября в Эрмитажном театре состоится премьера оперы «Сын-соперник» Дмитрия Бортнянского, имя которого неразрывно связано с Петербургской капеллой. Ей он руководил более 30 лет.

Перу Бортнянского принадлежат три оперы. Одна их них – «Сын-Соперник», которую можно будет увидеть в «Эрмитажном театре» в реконструированном виде.

Именно так она звучала в 18 веке. Петь будут молодые певцы из Мариинского театра, а играть – оркестр аутентичных инструментов, созданный американским дирижером Стивеном Фоксом на берегах Невы.

С ним — автором этой идеи — и с администратором оркестра Надеждой Фоминичевой корреспондент «Фонтанки» поговорил о грядущей премьере.

— Надежда Михайловна, расскажите немного о самой опере.

Надежда Фоминичева (НФ): Написана эта опера-буфф в очень интересный момент: в России тогда были три музыкальных течения – французское, очень модное итальянское и зарождающаяся русская музыка. Все они отразились в музыке Бортнянского. Сюжет простенький — классический любовный треугольник. «Сын-Соперник» был поставлен на сцене единожды, да и то это была любительская постановка в Гатчине, при дворе императрицы Марии Федоровны. Во всех ролях тогда были члены императорской семьи.

Автором либретто к опере был Лафермьер, преподаватель французского языка при семье Марии Федоровны.
Больше опера не исполнялась. Партитура ее была потеряна. Часть арий находится в запасниках Национальной Библиотеки, но хранятся они там настолько секретно, что даже чтобы посмотреть на нее, нужно записываться в очередь на полгода. Не говоря уж о том, чтобы скопировать 600 страниц рукописного Бортнянского. Стивену удалось найти еще одну копию в Риме, и он загорелся идеей восстановить оперу в первозданном виде.

Было это около двух лет назад…
Стивен Фокс (СФ): Да, это было очень интересно. Проблема в том, что в России почти нет аутентичных исполнителей барочной музыки 18 века. Вы же понимаете, что тогда и инструменты были совсем другие.

На скрипичных не было металлических струн, совсем другая конструкция смычка, их даже держали иначе. Духовые инструменты выглядели совсем по-другому. В Москве есть кафедра старинной музыки, но ее выпускники настолько востребованы, что сразу уезжают за рубеж.

В Петербурге их совсем мало. Нам пришлось собирать музыкантов и инструменты из Амстердама, Лондона, Парижа, Торонто и Ханты-Мансийска.

— Ханты-Мансийска?

НФ: Да, а чему вы так удивляетесь? В Ханты-Мансийске сейчас открылась первая в России академия барочной музыки. Туда с удовольствием едут преподавать профессора из Москвы, так как получают они там по полторы тысячи долларов. Приятно, что в Ханты-Мансийске тратят деньги на культуру, а не закапывают их где-нибудь на Канарских островах.

Из этого города мы привезли старинный гобой.

— Стивен, а откуда вообще у вас возникла такая идея – делать оперу в Петербурге? И почему вы так хорошо знаете русский язык?

СФ: Русский язык я изучал в нью-йорском Университете. Все изучали французский, а мне не хотелось быть как все. И мне очень нравилась мелодика звучания русского языка. В Петербург я попал впервые, когда учился в Лондонской академии музыки, по обмену.

Провел в Петербурге три месяца и понял, что хочу сюда вернуться, что хочу, чтобы в Петербурге звучала барочная музыка, хочу сделать здесь постоянный оркестр и, может быть, даже академию. Ведь, в отличие от Лондона или Нью-Йорка, сам Петербург это большой и единый ансамбль 18 века.

— Но ведь для этого вам надо практически жить в Петербурге?

CФ: Ничего не имею против.

НФ: А пока Стивену, чтобы работать над премьерой, приходится периодически выезжать в Финляндию и возвращаться. Виза заканчивается.

— Сможет ли попасть на оперу обычный смертный?

НФ: К сожалению, пока нет. В Эрмитажном театре (сохранившемся, кстати, в своем первозданном виде) лишь 300 мест. Первое выступление будет полностью отдано гостям из Европы, поклонникам старинной музыки.

А на второе мы пригласили тех петербуржцев, которым хотим сделать подарок. Будет ли что-то дальше, зависит от того, найдем ли мы спонсоров, будет ли интерес. Пока нас хотят видеть в Таллинне и Массачусетсе.

— Получается что проект совершенно не коммерческий. Где же вы взяли деньги на постановку, инструменты, музыкантов, костюмы?

СФ: Спонсоры. Нам помогали американские фонды.

— А в России никого?

СФ: В России пока, к сожалению, никого. Мне сказали, что это здесь пока трудно.

Михаил Гончаров, fontanka