Благородный во всех отношениях
«Обрыв» в МХТ имени Чехова. Режиссер Адольф Шапиро Екатерина ВАСЕНИНА, фото Анатолия МОРКОВКИНА Адольф Шапиро решил вернуться в МХТ с любимым романом своей юности. После двух умных и успешных постановок булгаковской «Кабалы святош» 1988 и Шапиро, талантливый в таких парадоксальных сочетаниях, мог предлагать МХТ хоть манга-комиксы – публика и дирекция театра уверены в его эстетическом вкусе.
Но Адольф Яковлевич с детства любит великую русскую литературу. Полтора года режиссер самостоятельно писал сценическую композицию, сужая обширный круг действующих в романе персонажей. Вчувствовал нынешнее состояние труппы МХТ.
Почти два месяца до премьеры обкатывал спектакль в режиме превью. И вот бинокли обращены на сцену.
Роскошная своей строгостью парадная белая лестница усадебного дома сбегает в зал, словно предлагая зрителям взойти к высотам пасторальной, безмятежной сельской жизни. Так просто сценограф Сергей Бархин обозначил многозначность метафоры «Обрыва» как энциклопедии чувств, которыми охвачены все герои – кто явно, кто тайно. Мизансцены меняются переменой световых фильтров (свет – Глеб Фильштинский), лестница так емко «говорит», что такой перемены «места» довольно.
Сценография Сергея Бархина – благородная, выметенная до последней ступеньки. Бывают ли такие геометрически безукоризненные обрывы, как эта лестница, берущая начало в девичьих светелках и падающая к площадочке, где ведутся разные нервные разговоры?
Прыг-скок сердце Марфеньки при первой встрече с Райским, ветреным наследником усадьбы, в смятении приехавшим из Петербурга на лето. Вверх-вниз мечется душа Райского на свиданиях с сестрой Марфеньки Верой. Тяжким маятником ухает сердце Веры, влюбленной в анархиста-романтика Волохова, встречаться с которым приходится тайно, на дне обрыва, позади парадной белой лестницы, с черного хода усадебной жизни.
Хозяйка дома, бабушка Татьяна Марковна, много лет скрывает от племянниц кардиограмму любви с Ватутиным, всегда словно извиняющимся за себя другом дома. Какую ниточку ни потяни – обязательно вытянется любовная линия.
И никто не воспринимает всерьез хулигана Волохова, даже влюбленная в него Вера. Она надеется привести Волохова к Богу, «старой правде», если он ее любит. Но муть, поднятая Волоховым со дна обрыва, скоро не позволит усадебным людям (не так скоро, как героям Чехова, но все же) заниматься только своими чувствами.
Притаившийся в овраге, на дне обрыва Волохов пока стреляет из ружья, призывая Веру на свидание, и та бежит, и ее безупречная домашняя репутация вне подозрений, но он уйдет дальше, в другие обрывы – Волга большая, и скольких девушек он еще смутит своим крамольным вольнодумием.
Ольга Яковлева, так безжалостно давно не выходившая на сцену МХТ, бесконечно хороша, достойна, единственна в роли бабушки, но это не ее бенефис. Спектакль сделан на Анатолия Белого – Райского и Артема Быстрова – Волохова. У них главный конфликт, насколько он возможен между человеком с убеждениями (Волохов) и без особенных убеждений (Райский).
Недавний выпускник райкинского курса Школы-студии МХТ, Быстров очень эффектен в роли анархиста-бунтаря, руссоистского романтика.
Нежно влюбленный в ветшающую красоту ушедшей усадебной русской жизни, Шапиро хорошо понимает, как далека эта атмосфера от нас нынешних. Мы чувствуем ее слабо, как далекий и незнакомый нам аромат. «У вас нежности нет: одна правда, стало быть, несправедливо». И потому спектакль старается быть внятным, понятным, несложным, как хрестоматия, составленная профессионалом: лучшие научно-популярные книжки пишут великие ученые. Как букинист в небольшом уютном магазинчике, режиссер «Обрыва» наблюдает за зрителем и, боясь спугнуть, раскрывает перед ними свои любимые книги: да вы только посмотрите, какая красота, какая мудрость, я вам сейчас все расскажу, давайте поговорим… И пусть зритель думает: «Винтаж!», листая страницы, глядя на сцену.
Качество текста, материала, запах давних смыслов проникает в него неслышно. И походка толпы и театрального разъезда немного меняется. И это видно из шехтелевских окон, выходящих в Камергерский.