«Доктор Живаго» танцует танго
В Пермской драме поставили новый мюзикл Екатерина КРЕТОВА, Фото Александр МЕДВЕДЕВ О Русский Мюзикл!… Скромная Золушка российского театра! Пережив «бум» в начале нового века, когда всемирно принятая схема ежедневного проката мюзикла, казалось бы, заработала и в России, жанр вновь вернулся в надежное лоно репертуарного театра, где чувствует себя совсем неплохо. О чем свидетельствует недавняя премьера Пермского академического театра драмы музыкальная фантазия по роману Бориса Пастернака «Доктор Живаго». Пермский «Живаго» – это событие. По масштабу замысла, по уровню лежащей в основе литературы, по смелости эксперимента в поисках жанра, в конце концов, по жесткости музыкального перевоспитания драматических актеров.
Реализация такого проекта – это еще и личный поступок режиссера Бориса Мильграма, вот уже три года возглавляющего Пермскую драму, впервые в своей творческой биографии затеявшего постановку настоящего мюзикла, да еще на основе литературного шедевра Бориса Пастернака, который драматург Михаил Бартенев талантливо перевел в форму либретто. Но главная интрига заключается в том, что все эти творческие подвиги совершены постановщиками и актерами на крайне убогом музыкальном материале, предоставленном мэтром русского мюзикла Александром Журбиным.
Журбин в «Живаго» предъявил все особенности своего композиторского мышления: музыкальный язык, основанный на тотальном заимствовании мотивов и интонаций; приверженность к бытовым музыкальным жанрам – полька, вальс, танго, кадриль. И главное – музыкальную драматургию, созданную на основе почти пародийной имитации оперной модели: все вроде бы на месте – и соло, и ансамбли, и хоры, и кульминации, нет лишь одного – акта собственного творчества.
Стилистика мюзикла – нечто среднее между советской опереттой 50-х годов и советской же эстрадной песней 70-х. Отдавая должное гигантской работе музыкального руководителя спектакля Татьяне Виноградовой, научившей петь драматических актеров, все же забавно слышать, как современные молодые люди, не имея ни академических голосов, ни соответствующей школы, пытаются интонировать в духе канувшего в историю ансамбля «Советская песня». Это же, кстати, провоцирует их на фальшь.
Впрочем, находясь внутри журбинской стихии, пожалуй, и неуместно применить более актуальную манеру – скажем, актерской песни или мюзиклового пения.
Как ни парадоксально это звучит, пермский «Живаго» – хороший спектакль с сомнительной музыкой. Так бывает, потому что в мюзикле очень много составляющих его элементов. Борис Мильграм нашел адекватное жанровое решение для мюзикла, претендующего на воплощение масштабной эпической картины романа Пастернака, в котором причудливое переплетение человеческих судеб накладывается на историческую картину с войнами, революциями и прочими социальными катаклизмами. Мильграм придумал мюзикл-ораторию, в котором статичность – не недостаток, а художественный прием. Хор – коллективный комментатор, как в древнегреческой трагедии, а каждый персонаж в каждой новой сцене – сольной или ансамблевой – зафиксирован в определенном состоянии.
Актеры, играющие роли героев небанального любовного треугольника, – Вячеслав Чуистов (Живаго), Анна Сырчикова (Лара) и Ирина Максимкина (Тоня) очень интересно, каждый по-своему, выстраивают линии развития своих персонажей. Режиссер меняет их состояния от номера к номеру: и вот Живаго, который только что был легкомысленным подростком, танцующим на катке, становится рефлексирующим интеллигентом, ищущим свое место в рухнувшем мире. Очень тонкая актерская работа у Ирины Максимкиной, которая удивительным образом разрушает амплуа «инженю», казалось бы, навязанное ее фактурой.
Ее Тоня вырастает из подобия чеховской Ани, которая по-детски декларирует, что ее отношения с Живаго «выше любви», до образа зрелой женщины, переживающей любовь истинную, жертвенную и неэгоистичную. Сложна по диапазону работа у Дмитрия Васева (Павел), который из революционного придурка, молящегося Марксу, превращается в отчаявшегося смертника.
Эклектика костюмов (художник Фагиля Сельская) тоже продиктована жанром: каждый костюм – будь то пышная юбочка и муфта Лары, заимствованные из «Карнавальной ночи», или шинель Живаго, работают на тот образ, который в данный момент демонстрирует герой. На это же направлена и сценография Александра Горенштейна – многоуровневое пространство, которое очень необычно монтирует разрозненные эпизоды действия. А скрепляет все «Евангелист» – рок-певец (Андрей Гарсиа), выходящий из расположенного в глубине сцены Вертепа и исполняющий на протяжении спектакля рок-балладу «Рождественская звезда».
Это поднимает спектакль до уровня самого высокого вида оратории – барочного жанра «Страстей».
Впечатление от спектакля – огромное и неоднозначное. Раздражение от неадекватности музыки спектаклю не покидает. И хочется верить, что Пермская драма не остановится и вновь обратится к жанру мюзикла.
Найдя себя достойного соавтора.