Есенин неуслышанный
Исповедь хулигана в кремлевском интерьере Мария Кузнецова 3 октября, в день рождения Сергея Есенина, в Государственном Кремлевском дворце состоялся музыкально-поэтический спектакль «Хулиган. Исповедь» в постановке Сергея Безрукова. Сегодня народному артисту и худруку Московского Губернского театра исполняется 40. В связи с этим публикуем текст о его недавних кремлевских подвигах.
Сергей Безруков играет свой моноспектакль по-театральному крупно, с оглядкой на зал, выстраивая историю Есенина из его стихов, подобранных по хронологическому принципу (от ранних сочинений – к трагическому «Черному человеку»), и оттеняя «нерв» поэтического повествования музыкальными и танцевальными номерами. «Стержнем» спектакля становится личная драма поэта на фоне «мясорубки» Страны Советов, рассказанная в слове, звуке, пластике, видеоряде (три мультимедийных экрана, где демонстрируются исторические кадры эпохи коллективизации и дублируется происходящее на сцене).
Музыкальности есенинского стиха органично «отвечают» то частушки под гармошку и песни в исполнении самого Безрукова, то томительные фольклорные вокализы, то легкий кабареточный джазок, то революционные песни «за кадром», то влажные интонации ретро и откровенная кабацкая цыганщина (ансамбль «Interfolk band» и музыканты Губернаторского оркестра). Хореографические номера (артисты балета под руководством Антона Крамера) вносят в действо сочный колорит. Кипящей рефлексии едкого и богатого, как узор ржавчины, есенинского стиха они отвечают пластикой отточенных, чуть марионеточных мизансцен, пародирующих эстетику соцреализма.
Темп музыкально-поэтического повествования ускоряется к концу спектакля. Монолог «Черный человек» и кадры из фильма о Есенине с Безруковым в главной роли сочетаются с гротескными танцами на фоне красного знамени, аллегорическими фехтовальными па и прозрачными мотивами мученической смерти. Пожалуй, здесь безруковский Есенин приобретает почти шекспировский размах.
Актеру как никогда удалась попытка показать поэта в «диапазоне от гениального озорника Моцарта до русского Гамлета» – вне осточертевших амплуа, навязанных советской пропагандой.
Лоск и глянец кремлевской постановки, наверно, неизбежны в условиях огромного зала. Впрочем, они не портят впечатление – возможно, потому, что сознание уже заранее примирилось с самим непростым сочетанием – Есенин и Кремль (несмотря на народную любовь, Есенин никогда не был кремлевским поэтом). Во всяком случае, главная удача прошедшего спектакля видится в том, что Сергей Безруков умудряется, наперекор мнениям и предрассудкам, дать публике услышать есенинские стихи «с чистого листа», попытаться расслышать их интонацию, мелодию, их сложную эмоциональную «кардиограмму», непривычную, но чисто русскую вязь «тяжести и нежности», говоря словами Осипа Мандельштама. Услышать без купюр, хрестоматийных парадных «красивостей» и навязанного кабацкого штампа «поэзии моветона», но как свежее, живое слово, еще не украденное в лакированные «Изречения великих» и учебники для младшего школьного возраста.
Что для современной аудитории, у которой имя «Есенин» порой вызывает ассоциации с названием ресторана или песнями лихих 90-х – уже само по себе не так уж и мало.