Фаталист со скрипкой

– Сергей Валентинович, почему для конкурса вы решили заручиться авторитетом итальянца Паганини, хотя России не занимать своих выдающихся скрипачей?
– Паганини – человек-легенда, чародей, виртуоз. А ведь музыка – это выражение иных миров, где уже кончаются слова, но есть мысли, чувства, жизнь и смерть.
– А это правда, что вы единственный во всем мире музыкант, которому посчастливилось играть на любимой скрипке Паганини?
– Мне дважды довелось играть на самой знаменитой скрипке мира, сделанной руками мастера Гварнери. На ней играл сам великий Паганини. Как известно, маэстро свою «Пушку» (такое имя он дал любимой скрипке) завещал родному городу Генуе, где она до сих пор хранится. Признаюсь: извлекая звуки из этой скрипки, я испытывал противоречивые чувства.

С первого прикосновения понял, что этот инструмент не только хорошо помнит своего владельца – что свойственно многим уникальным скрипкам, а еще и то, что хранит верность Паганини и никому другому не позволит себя покорить.
– Почему музыканты не довольствуются одной скрипкой, а пробуют все новые и новые?
– Все ищут свою единственную скрипку. Мне кажется, что свой инструмент я наконец-то обрел. Скрипка Гваданини 1782 года попала ко мне из Чикаго. Это ее второе возвращение в Россию, откуда ее вывезли после революции.

Она обладает ярким характером и сильной эмоциональностью.
– Как же вы с ней совпадаете, ведь вы коренной петербуржец, а значит, человек сдержанный, строгий и несуетливый?
– В современной жизни многое смешалось, стерлось и утратило свои индивидуальные черты. Поэтому почти все, что раньше строилось на разности, контрастности, как те же две столицы России – Петербург и Москва, стало надуманным. Сегодня жизнь города и его населения зависит не от культуры или традиций, а от финансов. Петербург значительно беднее Москвы, и это отражается на его облике, настроении и многих других вещах. Разумеется, я люблю свой родной город, причем люблю дворцовый Петербург.

Люблю гулять по его старинным улицам, паркам, обожаю Эрмитаж, в котором сохранился дух прошлых веков, – а этим не может похвалиться даже Лувр. Но я также очень уютно себя чувствую в Москве, что, судя по моим наблюдениям, нехарактерно для коренного петербуржца.
– И чем же вас пленила столица?
– Мне нравится ритм Москвы, ее скорость, стремительная изменчивость. Хотя я согласен, что Москва перешагнула предел допустимости величины города, и это не может не ощущаться. Но все самое интересное сейчас проходит в Москве.

Более того, на сегодняшний день Москва стала самым культурным городом Европы. Все новое не только мгновенно приходит в нашу столицу, но и рождается именно в ней.
– Москва изначально отличалась от Петербурга своей демократичностью. Но ведь, как доказывает история, свобода выбора не способствовала расцвету классической музыки, не так ли?
– В известные времена только за принадлежность человека к миру искусства его могли расстрелять. Например, я хорошо помню, когда был невыездным, как, впрочем, почти все музыканты. Сейчас существует другая проблема. Если при тоталитаризме вы ничего не можете сказать, то при демократии вы можете сказать все что угодно, только вас никто не слышит.

Что из двух зол для художника страшнее – неизвестно.
– Неужели такой жизнерадостный человек, как вы, может быть пессимистом?
– Закат ведь не наступает сразу. 200 лет назад, чтобы послушать музыку, надо было поехать в оперу. Сейчас достаточно ткнуть кнопку, и там что-то зазвучит.

Народ живет в музыкальном шуме, который расслабляет и принижает сознание.
– Сергей Валентинович, судя по вашим размышлениям, сегодня классическим музыкантам нелегко собирать большие залы?
– Классическая музыка – это не массовое искусство. И все нарочитые попытки расширить аудиторию плохо сказываются на том, что производят классические музыканты. Говоря рыночным языком, сегодня предложения в мире классической музыке значительно превышают спрос.
– Но может быть, для привлечения большего интереса музыканты должны экспериментировать?
– Ничего нового в плане исполнения музыки быть не может – все будет старое. Более того, важна не новизна, а качество. Если я выйду выступать без штанов, успех может оказаться грандиозным, но… что это даст?
– Как вы себя настраиваете перед концертом?
– Внутреннее состояние перед выступлением не то чтобы тренируется, скорее – воспитывается. Если вы профессионал, то концерт будет высокого уровня несмотря даже на плохое самочувствие музыканта. И хотя сыграть его даже физически тяжело, но чем больше артист, тем его исполнение легче, воздушнее и виртуознее.
– Наверняка у вас есть талисман, который приносит вам удачу…
– Как мне кажется, все эти атрибуты – пух, перья, постучать, плюнуть – мешают в творчестве. Хотя различные суеверия распространены в мире художников и музыкантов. Это связано с тем, что профессии не конкретны. И каждый художник, вынося на суд зрителя свое творение, невольно гадает: выйдет, не выйдет.

Но при этом я отношу себя к разряду фаталистов, потому что судьба, как ни крути, есть.
– Может быть, вам известен закон успеха?
– Любая популярность – вещь сомнительная и достигается сомнительными способами. Настоящее признание случается, если сложилось много вещей, а на это, как правило, уходит целая жизнь.

Беседовала Анжелика ЗАОЗЕРСКАЯ, tribuna