Хибла Герзмава

Мне не стыдно быть на сцене некрасивой» Борис ТАРАСОВ   Харизматичная примадонна Московского академического театра имени Станиславского и Немировича-Данченко Хибла Герзмава – натура яркая и независимая. Но, несмотря на свою строптивость, а порой и дерзость (ей очень подошла бы шекспировская Катарина), певица вот уже двенадцать лет верна одному режиссеру – Александру Тителю. Их творческий тандем безупречен и органичен. Скажу больше – львиная доля успеха неоднозначных постановок режиссера приходится на долю певицы.

А популярность и слава Хиблы Герзмавы во многом заслуга Александра Тителя. Им хорошо и уютно вместе, они понимают друг друга, они – одной крови. – Хибла, почему вы стали певицей, начали петь? Ведь вы хотели быть пианисткой, даже органисткой?

– Вообще это случилось после смерти мамы, у меня очень изменилась жизнь. Да, я хотела быть органисткой, мне казалось это логичным, потому что выросла возле Пицундского храма, выросла на этой музыке. Мне казалось, что, закончив фортепьянное отделение Московской консерватории, я продолжу учиться как органистка. А потом… как-то так случилось, в 1987 году после смерти мамы я стала петь… В принципе я всегда пела, играла на рояле всякие там джазовые штучки и пела.

Но никогда не думала, что буду заниматься оперным пением. Вот как-то открылось что-то вдруг…

– А вас сразу приняли?

– Да, я сразу поступила, потому что у меня не было проблем с теорией – я сразу сдала сольфеджио, быстро написала диктант. Мне важно было поступить именно тогда, в 1989 году.

– Почему?

– Потому что я хотела сразу поступить. Если бы не поступила, я думаю, что я бы играла на органе. Просто так получилось. Для меня это была своего рода победа, потому что моя мама мечтала, чтобы я училась в Московской консерватории.

У меня началась другая жизнь, я – девочка из провинции, домашняя, которая не понимала, что такое общежитие, Москва и Московская консерватория. И вдруг для меня все это открылось, и я немножко стала захлебываться, потом как-то собралась. Я училась очень хорошо, такая хорошая студентка была, правильная, пионер такой.

– Все эти годы вы работаете с режиссером Александром Тителем. Он для вас…

– Для меня это – гордость, для меня это – трепетное счастье. Я считаю, что нужно обязательно любить человека, с которым работаешь. Первым долгом – уважение, первым долгом – любовь.

Через любовь можно что-то сделать. Поэтому я сначала для себя поняла, что я люблю этот театр, и, значит, я люблю Тителя. Я люблю его как личность, я люблю его как старшего, я всегда могу с ним посоветоваться, он может взять меня за ручку и повести, как в детстве. Если мне было страшно, например, когда я была немножко поменьше, я не знала, что такое давать интервью.

Если мы где-то были вместе, а мне нужно было что-то сказать и сказать что-то умное, я ужасно зажималась, думала и почему-то брала его за руку, он меня так крепко-крепко сжимал. Мы встречаемся внизу в гараже, например, и я бегу как маленькая девочка к папе, обнимаю его и просто люблю за то, что он есть. Вот и все.

Как мой ребенок говорил, когда был маленький: «Мама, я хочу быть Александром Борисовичем!» Вот этого мне и не хватало, еще одного Тителя, дома! Он – единственный человек, который заставил меня быть стильной, красивой, интересной для других.

– Что вы имеете в виду?

– А я была некрасивая, я была толстая, я была на 25 килограммов больше, не умела одеваться, не знала, как ходить по сцене, не знала, как прыгать на сцене, я «зажималась». Я не знала, как элегантно стоять на крыше машины и петь красиво «вальс Мюзетты». Не знала, не умела, он меня научил этому. Когда-то ради этого театра, ради Тителя, я похудела на 25 килограммов, пришла и сказала: «Я хочу работать с вами».

И он меня взял… Нет, ну, конечно, я прослушивалась, им понравилось, как я пела, это естественно, я пришла как все. Они меня даже не слушали с оркестром, а сразу сказали: «Мы эту девочку берем и без оркестра!»

– Хибла, не совсем корректный вопрос – а вы всегда согласны с тем, что Александр Борисович делает на сцене?

– Нет, и мы с ним спорим.

– Вы спорите?

– Конечно. Так происходит работа и это – нормально. Я не слепой котенок, который будет делать все так, как ему сказали. Я повзрослела, я взрослая женщина уже стала.

Ругаться я не люблю, я люблю в очень корректной и мягкой форме все это делать. Иногда прихожу к нему в кабинет, напрошусь, скажу: «Мне надо, срочно!» – «Хорошо, иди». И мы сидим, очень долго-долго, иногда допоздна-допоздна. Он объясняет, что он хочет, и я объясняю, что это неудобно.

И так вплоть до костюмов наших театральных… Понимаете, наш театр отличается тем, что у нас на сцене очень редко бывает, когда певице удобно петь. Я однажды уже сказала: «Мы, «тительки», которые выросли и родились в этом театре, мы скоро с аквалангом будем петь!» И мне это интересно. То есть я не могу уже на сцене просто так стоять и петь.

Мне надо что-то делать, мне надо двигаться, мне надо прыгать, мне нужны мизансцены какие-то яркие, живые, понимаете? Мне не стыдно быть на сцене смешной, некрасивой. Девочки вот переживают: «Боже, а как у меня может быть такое?

Мне лучше талию подчеркнуть, а вот здесь сделать немножко по-другому, давайте скроем недостатки». Да, конечно, нужно скрыть свои недостатки. Но я считаю, что смешной и нелепой на сцене тоже нужно уметь быть. Я на сцене как дома.

Вот постельная сцена во втором акте в «Травиате» – я такая же дома, я могу спать в мужской сорочке, заснуть в сорочке своего любимого человека, проснуться, повязать себе что-нибудь и ходить, варить кофе… Главное, что я естественная на сцене. А если это получается и вокально, получается ровно, то я рада, для меня это очень важно. В первую очередь я делаю это для себя, это – победа над собой, потому что я все время работаю, мне все время нужно, чтобы было лучше, чтобы я лучше пела. Мне никогда не стыдно поучиться, никогда не стыдно подойти и спросить: «Слушайте, а как вот это сделать?»

– Хибла, последний вопрос: что вы для себя в жизни хотите?

– Вы знаете, я очень счастлива, что состоялась как мать… У меня чудесный сын растет – Сандрик… Я мечтаю о его здоровье, я молюсь о его здоровье, я надеюсь, что он вырастет настоящим мужчиной. Я хочу для себя хорошей карьеры, хорошей работы… И то, что я сегодня востребованный человек, – я хочу это удержать, ведь востребованность – для меня это очень важно. И, наконец, я хочу быть очень счастливой женщиной.

– Получается?

– Да.

– Хорошо, слава Богу!