И всё-таки «Европейская опера»!
Именно тогда и состоялся полноценный дебют певца в России.
Последовавший через полгода концерт певца в Санкт-Петербурге в рамках Международного музыкального фестиваля «Звезды Белых Ночей» года носил уже явно вторичный характер и лишь только поэтому, несмотря на его высокую планку качества и хорошо поставленную рекламу, не смог стать сколько-нибудь заметной сенсацией. Нынешнему третьему российскому выступлению певца, которое состоялось 30 декабря на сцене Большого зала Московской консерватории под аккомпанемент Большого симфонического оркестра им. П. И. Чайковского под управлением Владимира Федосеева, никаких сенсационных посылов не адресовалось и в помине, но столичные меломаны ни минуты не сомневались, что этот концерт пропустить им никак нельзя. Данное мероприятие изначально задумывалось как одно из центральных событий, посвященных 80-летию БСО, и имело четко анонсированное название «Европейская опера», а его солистами должны были стать два исполнителя мирового уровня – сопрано Красимира Стоянова и тенор Рамон Варгас.
Однако жизнь внесла свои коррективы: из-за внезапного недомогания Красимиру Стоянову московская публика так и не услышала, поэтому весь «удар творчества» принял на себя Рамон Варгас. После неизбежной корректировки программы обсуждаемый вечер превратился в весьма солидный оркестровый рецитал знаменитого тенора, который в наступившем швейцарский Люцерн становится местом постоянной «прописки» певца. Поворотным пунктом в карьере исполнителя следует считать сезон 1989/1990, принесший целый ряд важных ангажементов: Лоренцо («Фра-Дьяволо» Обера в Цюрихе), Эдгар («Лючия ди Ламмермур» Доницетти в Марселе), Тебальдо («Капулети и Монтекки» на фестивале в Перпиньяне), Тамино («Волшебная флейта» Моцарта в Венской государственной опере»), а также сольный концерт и «Stabat Mater» Россини на обеих площадках Парижской оперы.
После этого – вплоть до сегодняшнего дня – легче, наверное, перечислить (чего мы делать, конечно, не будем) те театры и тот репертуар бельканто, где (либо в котором) еще не пел Рамон Варгас. Необходимо отметить, что программа первого московского концерта, была составлена в основном под знаком истинного романтического бельканто, предельную стилистическую границу которого вполне естественно обозначил избранный лирический (лирико-драматический) репертуар Верди. Вторая же встреча с московской публикой уже закономерно выявила возрастной рубеж перехода исполнителя к партиям драматического репертуара Пуччини – к Рудольфу в «Богеме» и к Каварадосси в «Тоске»!
Начав с филигранно строгой и рационально «холодной» моцартовской арии Тита («Милосердие Тита»), уже вторым номером Варгас без труда погрузил зал в «теплую» стихию музыки Доницетти, исполнив романс Марчелло из итальянской версии неоконченной оперы «Герцог Альба» (в оригинале положенной на французское либретто Скриба и Дюверье и законченной Сальви – учеником Доницетти). На сегодняшний день моцартовский репертуар звучит у певца уже несколько «тяжеловато», без должной беглости и подвижности звуковедения, зато романс Марчелло в интерпретации мексиканского тенора превратился в настоящий маленький шедевр, а сам раритет мелодической проникновенности стал живым укором скудному отечественному репертуару итальянской оперы.
Следующим номером Доницетти, безусловным всенародным хитом, явился романс Неморино из «Любовного напитка», спетый Варгасом на поразительно проникновенной кантилене и глубоком эмоциональном посыле.
В начале второго отделения свой пиетет к русской опере певец продемонстрировал арией Ленского из «Евгения Онегина» Чайковского. Однако представленная интерпретация предстала вовсе не формальной данью уважения гению русской музыки, не политическим реверансом «стране пребывания»: с грамотно расставленными вокально-психологическими акцентами она оказалась настолько убедительной, что заставила даже не проявлять придирчивую строгость к неизбежным изъянам русского произношения.
Затем были исполнены арии двух Рудольфов – из «Луизы Миллер» Верди и «Богемы» Пуччини, а в качестве первого биса прозвучала ария Каварадосси из третьего действия «Тоски». Если интерпретации первых двух партий из названной тройки уже требуют переходной лирико-драматической специализации, то партия Каварадосси – сугубо драматического перевоплощения. Сравнивая раннюю запись на старой аудиокассете и живые впечатления от двух московских концертов, понимаешь, что тембр голоса певца (и это абсолютно естественно), стал более матовым, более «плотным», а значит, пришло время и для названных партий.
Конечно же, в тесситурном отношении на верхней границе диапазона уже ощущается в известной степени частичная «сработка» вокального ресурса: голос не так свеж и подвижен, как был когда-то, но зато демонстрирует феноменальное мастерство, культуру стиля и развитую академическую технику. Испытав на себе огонь «итальянско-мексиканской страсти», нельзя было не ощутить, что экспрессивная, полная непрестанного драматизма вердиевская кантилена у Рамона Варгаса просто восхитительна! И вердиевский, и пуччиниевский Рудольф уже воплощены певцом на оперной сцене – и, по всей видимости, недалеко уже то время, когда будет воплощен и сценический образ художника Марио Каварадосси.
В связи с перекройкой программы оркестру под руководством Владимира Федосеева пришлось исполнить чуть больше симфонических фрагментов, чем предполагалось ранее, однако музыканты играли великолепно, создавая необыкновенно праздничное предновогоднее настроение с помощью популярных шедевров оперной музыки, среди которых были увертюры к «Риенци» Вагнера, «Свадьбе Фигаро» Моцарта, «Силе судьбы» Верди, «Кармен» Бизе. Кроме этого прозвучали антракт к третьему действию названной оперы Бизе, полонез из «Евгения Онегина» Чайковского и прелюдия к «Травиате» Верди.
В качестве второго биса Рамон Варгас исполнил популярнейшую зажигательно-бравурную «Тарантеллу» Россини, этим позитивно-мажорным номером поставив в программе вечера финальную точку. Словом, и в третий российский (второй московский) приезд Рамона Варгаса праздник вокально-оперной музыки удался на славу. И хотя программа этого концерта была составлена экспромтом, своему первоначальному названию она соответствовала безукоризненно.
Всё же это был концерт высочайшего европейского уровня! И всё-таки это была настоящая «Европейская опера»!
">