Из «Зойкиной квартиры» в «Старый квартал»

Премьеры омского «Пятого театра» Ирина АЛПАТОВА   В рамках фестиваля «Молодые театры России», только что завершившегося в Омске, хозяева форума, то есть «Пятый театр», показали два своих премьерных спектакля. «Зойкина квартира» Анатолия Праудина, правда, вышла чуть раньше, зато «Старый квартал» молодого режиссера Вилюса Малинаускаса родился буквально накануне фестиваля.

Странным образом эти совершенно разные спектакли продемонстрировали схожие тенденции – и в репертуарной политике театра, и в отношении к зрителю. Оба они – действа достаточно бескомпромиссные, длительные и многонаселенные, явно отрицающие игру в поддавки с публикой. Нацелены на зрителя искушенного, имеющего вкус к серьезному театру и не за поиском легкого развлечения туда идущим.

Это, на самом деле, определенный риск. Но театр идет на него сознательно, и правильно делает.

Анатолий Праудин – режиссер сколь известный, столь и непредсказуемый, но одновременно не желающий «поступаться принципами», свойственными его театральной природе. Его спектакли последних лет неспешны до периодической медитативности, проработаны до мелочей, с прочно пришитыми «крючочками» и хорошо обметанными «петельками» для актеров. А вот среднестатистическому столичному критику, который собаку съел на театральной актуальности и социальной значимости сценического действа, для себя такую «петельку» порой найти сложновато. В «Зойкиной квартире» ты в большей степени можешь аплодировать тому, как все это сделано – замечательным мизансценам, сценографическим и актерским фантазиям, нежели внятно ощущать, что тебя это «зацепило».

Нет, этот спектакль, конечно, цепляет, но именно искусностью своего построения, а не точечно расставленными социальными акцентами. Режиссер имеет на то полное право, хотя, конечно, пересеченья вечного и временного там есть. Но они не лежат на поверхности, а глубоко вкопаны в суть происходящего.

Вместе с художником Алексеем Порай-Кошицем режиссер изымает обитателей «Зойкиной квартиры» Булгакова из сочного и пряного нэпманского мирка. Явные приметы времени остаются разве что в костюмах, придуманных Мариной Азизян, да в музыкальном оформлении, где мелодии Дебюсси или Виттне смешались с «музыкой революции» и песенками Вертинского в исполнении аристократа-морфиниста Абольянинова (Сергей Шоколов). Да еще явлением «вождей» в лице Луначарского (Владимир Приезжев) и Троцкого (Алексей Пичугин), весьма карикатурных существ, нахально вторгающихся в замкнутый мирок обывателей.

Вожди толкают речи, указывают перстами «верный путь» и без зазрения совести вливаются в зойкин бордель, расстегнув штаны. Эти придуманные режиссером эпизоды добавляют мрачноватого сарказма в и без того во многом отстраненно ироничное действие.

Многокомнатные апартаменты Зои Пельц (Лариса Гольштейн) поначалу напоминают картину «Красный квадрат», сложенную из отдельных шкафов-каморок. Разобранные потом на части и растащенные по разным концам сцены «шкафы» запросто могут обернуться «гробами», в которые укладываются персонажи. Из них, впрочем, при желании можно выскочить назад… Булгаковская игра с «коробочкой» из «Театрального романа» здесь замечательно работает вне всякого быта.

То видишь конструкцию для вертепа, то мастерскую забытых кукол, да что угодно, на что способна твоя фантазия.

У многих персонажей эта марионеточность весьма ощутима. А в том, кто выступает в качестве кукловода, можно разбираться долго. К тому же Праудин сделал из места обитания Зойки не только «нехорошую квартиру», но и некое подобие нового «вавилона» с явными признаками вырождения. Смешенье языков здесь вызывающе подчеркнуто. Председатель домкома Портупея (Сергей Худобенко) говорит с кавказским акцентом, Гусь (Сергей Зубенко) залетел сюда из казачьей станицы близ Малороссии, милиционеры являются в образе «латышских стрелков», плюс булгаковские китайцы (Гандзалин – Роман Колотухин и Херувим – Артем Кукушкин).

Получается этакий вавилонский «ноев ковчег», которому, увы, предстоит затонуть.

Все тут явно потерялись во времени и пространстве, кто от морфия, кто от жизненной неразберихи. «Кто я?», — жалобно вопрошает изрядно подвыпивший в борделе Троцкий – Пичугин. А когда напомнят, что, мол, нарком по военным и морским делам, словно на автомате пустится в пляс под «Эх, яблочко». Ну и так далее.

История-то вечная, по спирали повторяющаяся. Быть может, потому режиссер и не вписывает ее в четко определенные временные границы.

А вот на постановку «Старого квартала» Теннеси Уильямса в новом переводе Павла Шишина театр пригласил молодого литовского режиссера, ученика Римаса Туминаса, Вилюса Малинаускаса, который приехал со своим художником Иолантой Римкуте. И вновь серьезный, долгий, насыщенный смыслами спектакль, который, впрочем, еще только начинает свою жизнь.

Одна из последних пьес знаменитого американца тоже весьма часто предстает в антураже из густого нью-орлеанского быта. Здесь же режиссер вскрывал пьесу Уильямса брехтовскими ключами, а потому Римкуте сочинила пространство достаточно условное. Пансион в «старом квартале» возникает словно бы из ниоткуда, на пустом месте, где в туманной дымке сдвинуты несколько низких помостов на колесиках.

Нет стен, потолков, нет видимой границы внешнего и внутреннего мира. Но, тем не менее, этот пансионский мирок замкнут и автономен – жизненная модель, сложившаяся из случайных элементов. Где-то там, за невидимыми стенами, плывут облака и гуляют праздные туристы.

Внутри же – своя жизнь, сочиненная из синтеза памяти и воображения Писателя (Артем Ильин).

Здесь все решено в черно-белых брехтовских тонах, от декораций до костюмов. С этим, конечно, можно, спорить, ведь черно-белое по определению предполагает некую полярность и однозначность. Что это?

Бескомпромиссное видение мира юным писателем, от чего он впоследствии ушел? Но гамма не меняется, а люди и ситуации далеко не столь однозначны. Да и замена черного цвета на белый в финале, увы, давно сложившийся штамп, уже выработавший свою эффектность и эффективность.

Персонажи этой истории тоже живут по-брехтовски: то окунутся в психологизм, то внезапно перейдут в какой-то эксцентрический, едва ли не фантасмагорический пласт. Как в сцене суда над миссис Уайер (Лариса Антипова), хозяйкой пансиона, сгоряча залившей кипятком пристанище нижних жильцов. Эта замечательно решенная сценка возникает из ниоткуда и в никуда уходит, демонстрируя всплеск писательского (и режиссерского) воображения.

В этом воображении существуют канонические театральные дзанни (Антон Зольников и Дмитрий Макаров), «люди в черном», зажигающие свечи, подносящие предметы и вдруг комично вторгающиеся в людские диалоги.

В «Старом квартале» есть чудесный камертон, на который могло бы настроиться все – интонации, пластика, синтез жизни и игры. Это Сергей Шоколов в роли умирающего художника Соловья, с его сомнительной ориентацией, болью, ерничеством и подчас детской какой-то искренностью. Он умеет молчать так, как не каждый научился говорить.

В нем есть абсолютная органика, способность оправдать и оживить любую ситуацию.

Впрочем, почти у каждого актера в этой непростой уильямсовской истории есть моменты искренности и попадания в цель. И неважно, в бытовом или эксцентрическом ключе. У спектакля Малинаускаса есть прочный каркас, сделанный на совесть.

Есть фундамент сценического дома-спектакля, которому еще предстоит обзавестись более продуманным содержимым. И тогда он явно на этой сцене устоит, об этом даже и спорить не надо.

Вообще артисты «Пятого театра» — это отдельная песня. Их самостоятельные творческие порывы, энтузиазм и темперамент спровоцировали самое настоящее восхищение. Мало того, что они подготовили лабораторные эскизные показы, без чего сейчас не обходится ни один фестиваль, так еще в свободное от конкурсных спектаклей время показали нам две самостоятельные постановки, которые уже сейчас способны оживить и украсить репертуар этого весьма качественного театра. Актерский дуэт Антона Дольникова и Романа Колотухина представил пьесу Гарольда Пинтера «Немой официант» — абсурдистскую историю, где эта грань абсурда и жизни была тонко почувствована и весьма профессионально сыграна.

А актер и режиссер Алексей Погодаев показал свою версию «Язычников» Анны Яблонской с участием Евгения Фоминцева, Ольги Ваньковой, Кристины Комкиной, Романа Колотухина, Татьяны Казаковой и Владимира Остапова.. Честно признаться, это были лучшие «Язычники» из тех, которых на своем критическом веку довелось видеть (а видено было много).

Сделанный из подсобных средств, с костюмами «из подбора», спектакль был эмоционально силен, хотя и настоен не на быте, но на эксцентрике, порой переходящей в прямую клоунаду. Это был спектакль вопросов, а не ответов, без всякой дидактики и назидательности, в котором мысленно хотелось «участвовать»: добавлять вопросов и искать ответы, следить за тем, как психологическая тонкость актерских нюансов переходит в эксцентричный всплеск, а потом все возвращается на круги своя. В общем, «Язычники» стали одним из самых сильных впечатлений этой фестивальной недели, хотя формально не имели к ней никакого отношения.

А театр, который существует не только по указке репертуарных планов, но способен на яркую и постоянную инициативу, которая к тому же заканчивается профессиональным результатом, конечно, относится к категории «живых».