Этот безумный, безумный мир
Ксения ЛАРИНА «Затмение» в «Ленкоме», реж. Александр Морфов и Александр Абдулов Спектакль по культовому роману Кена Кизи «Над кукушкиным гнездом» должен был появиться в России. В Советской России.
Собственно говоря, в Советской России он и появился. И ничуть не опоздал – только не всеми опознан, потому что «эзопов» язык мы понимать разучились, а ясность формулировок уже не в моде. История о свободолюбивом «мачо», который решил пересидеть тюремный срок в психушке и из этой психушки не выбрался, – уже только кажется историей вчерашнего дня. Режиссер Александр Морфов и исполнитель главной роли Александр Абдулов сознательно или случайно обнажили главную проблему современного уклада жизни – мы вновь сбиваемся в стада со скоростью и готовностью сталинских соколов.
Что ли уже всеобщую мобилизацию объявили?
[%5057%]Макмерфи Александра Абдулова – человек, для которого свобода – что-то вроде вредной привычки. Свобода курить, спать, смотреть телевизор, когда хочешь, выпить-закусить, пошутить-матюгнуться – все эти нехитрые прелести вряд ли стоит считать его личными завоеваниями – это скорее его природа. Человек не слишком молодой, цвет растрепанных волос которого яростно борется с наступающей с висков сединой, давно и сознательно строит свою судьбу только по ему понятным законам.
Человек,умеющий принимать решения и выше прочих свобод ценящий абсолютную независимость. У него нет биографии – мы не знаем, есть ли и были ли у него семья, дети, образование, работа, родина…Кажется, какая-то война была позади – тут на выбор можно поставить любую – с войнами у нас проблем нет .Бабы его обожают – мужские повадки, которым он обучает девственника Билли, как и упоминаемый им «мужской запах» – это отнюдь не теория, это его натура, что он не раз убедительно доказывает. Он лидер-неформал, он душа компании, он опасен в драке и в азартных играх, он обаятелен, великодушен …Макмерфи-Абдулов устраивает настоящую «елку в сумасшедшем доме», вовлекая в этот заразительный вихрь правонарушений всех обитателей печального дома скорби, включая хроников и санитаров.
Это бешенство риска, кажется, излечивает душевно больных и насмерть поражает душевно здоровых в белых халатах, особенно главную медсестру Речид (Елена Шанина,Анна Якунина). А дальше – на свободолюбивого «мачо» обрушивается удар за ударом, вплоть до лоботомии и превращения в овощ, бессмысленное существование которого прерывает молчаливый индеец путем удушения бывшего героя больничной подушкой. Ни Абдулов, ни Морфов не вступают ни в какое соревнование с фильмом Милоша Формана и с гением Джека Николсона.
Они играют на другом поле – на нашем. У нас своя история психушек и лоботомий. У нас своя история взаимоотношений пациентов психиатрических больниц с медперсоналом. У нас свои профессора с кафедр судебной медицины.
И свои сроки. И свои поводы для объявления здорового сумасшедшим. У нас свои добровольцы и свои стукачи. И белый кафель, и мертвенный неоновый свет, и растерянный, сломленный человек с посеревшим от страха лицом – человек, еще вчера казавшийся всесильным и непобедимым, еще вчера смеявшийся над узаконенными правилами и над идиотами, эти правила охранявшими.
Маленькая модель до боли знакомого мира, безжалостно выстроенная на сцене «Ленкома», оказывает на зал какое-то гипнотическое действие – переход от дружного смеха к дружному оцепенению столь стремителен, что кажется неправдоподобным. Ленкомовские актеры не умеют играть просто сюжет – или в данном случае просто диагноз. Их персонажи многомерны и узнаваемы – причудливая мозаика людских характеров складывается в уникальный актерский витраж-оркестр со своими увертюрами, кульминациями и кодами. Александр Сирин (Хардинг), Сергей Степанченко (Вождь), Сергей Фролов (Билли), Виллор Кузнецов (Скэнлон), Андрей Леонов (Чезвик), Иван Агапов (Мартини) – хочется перечислить всех, потому что в этом спектакле нет ни эпизодов, ни проходных ролей, ни бессловесных персонажей. Отсутствие киношного натурализма дает возможность актерам слегка поглумиться над своими героями и научить их изъясняться на простом русском языке – со всеми вытекающими последствиями.
Так достигается редкий для театра эффект присутствия, разрушающий четвертую стену и выводящий прямо на центральные улицы Москвы. В наш безумный, безумный, безумный…