Как сочетать несочетаемое?
Концерт Найджела Кеннеди в Большом зале Московской консерватории — знаменательное событие в музыкальной жизни столицы. Один из самых талантливых скрипачей современности,
он снискал скандальную славу благодаря своим интерпретациям сочинений великих гениев прошлого.
Кажется, стилевые и временные границы музыки раздвинуты им до предела. Так, объединив в программе, исполненной недавно в Москве, высокую гармонию барокко и мягкий уют джаза, он остался верен себе.
К концерту Кеннеди в БЗК, думается, очень подойдёт мелькающее сегодня там и тут слово шоу. На оборотной стороне тёмно-синего билета, полученного мною за пару минут до начала концерта, было написано: «Слава шоу-бизнесу!».
Действительно, то, что происходило на сцене, меньше всего было похоже на академический концерт.
Голубоватая подсветка, настраивающая на атмосферу не то кафе-бара, не то ночного концерта в джаз-клубе, микшерский пульт в партере, отсутствие конферанса и программок — поначалу всё казалось странным и не совсем уместным в стенах Большого зала. А уж когда появился сам герой вечера, одетый, словно для пикника, в штаны с накладными карманами и футболку (но отчего-то ещё в жилете), почтенные мэтры на знаменитых портретах удивлённо приподняли брови.
Впрочем, это мне, наверно, померещилось.
Но когда скрипач начал играть, вся несуразность его наряда стала невидна. Зазвучала одна из сонат И. С. Баха для скрипки соло. Серьёзное и глубокое исполнение словно перенесло куда-то очень далеко от повседневности и суеты, объединив проникновенность высказывания с изумительной технической точностью. И когда после первой части attacca зазвучал джаз, такое, казалось бы, нелепое сопоставление вышло вполне органичным.
И эта органичность и слитность была удивительна!
В самом деле, как, какой силой удалось Найджелу Кеннеди объединить в своём выступлении столь разную музыку?
На протяжении первого отделения ещё несколько раз части баховской сонаты чередовались с фрагментами сочинений Фэтса Уоллера — американского джазмена первой половины XX столетия. Думается, дело не только в блестящей технике — ещё двести лет назад знающие люди говорили, что виртуозность сама по себе не может сделать исполнение гениальным.
Свою роль сыграл и контраст — сильное средство объединения. Так, соната Баха звучала соло, а музыку Уоллера скрипач исполнял с джазовым квартетом, состоявшим из пианиста, саксофониста, контрабасиста и ударника.
Любопытно, что Фэтс Уоллер был младшим сыном в семье пастора, пианистом, композитором и органистом. Вот где та самая нить, проходящая сквозь века, о которой говорит в своих интервью Найджел Кеннеди, подчёркивая, что в концертных программах стремится показать исторический путь скрипичной музыки.
Главным, что соединило музыку разных столетий, стало именно исполнение как таковое — доходящее до самого сердца.
Первое отделение завершилось, конечно, музыкой Баха. Отмечу, правда, что в последней части сонаты — быстрой — экстравагантность перевесила то, что принято называть хорошим исполнительским вкусом. Чрезмерное подчёркивание ритмики лишило музыку её метрической плавности.
А ведь тягучий, сглаженный метр — одна из стилевых черт музыки барокко!
Во втором отделении академической музыки не звучало вовсе. Был приятный слуху, где-то убаюкивающий, а где-то приглашающий на танец джаз, и классика в эстрадной обработке. Последнее — дело рук самого Кеннеди.
Что же — на тему осовременивания серьёзной музыки прошлого сказано очень много. Думается всё же, что Бах в сопровождении ударной установки — не самый удачный ход.
Но пусть где-то чувство стиля и изменяет герою концерта, благодарная публика прощает ему это.
Прощает за то, что общение музыканта со слушателем остаётся живым и искренним, дарящим тепло и радость от соприкосновения с великим искусством музыки.