Кент Нагано: прощальные мюнхенские премьеры
Мюнхенский летний фестиваль .
По мнению Кента Нагано, «Написано на коже» является уникальным образцом belcanto ХХІ века.
Сюжет оперы черпает из источников вокальной лирики трубадуров и средневековой книжной миниатюры Прованса (Опера «Написано на коже» написана на заказ Бернара Фокруля, интенданта Международного фестиваля в Экс-ан-Провансе и является ко-продукцией Баварской государственной оперы с Нидерландской оперой, Театром дю Капитоль Тулузы, лондонского Ковент-Гардена и флорентийского музыкального театра Дель Маджио.).
Автор либретто, известный современный британский драматург Мартин Кримп предложил новый вариант провансальской саги о «Съеденном сердце» известного трубадура Гильома де Кабестаня. Героем оперы он сделал художника, автора книги миниатюр, в которой вместо традиционных Рая и Ада, изображены сцены любви с Аньес, женой зажиточного землевладельца Протектора.
Узнав в серии портретов художника свою жену, Протектор зверски убивает юношу, поджаривая для Аньес его сердце на ужин.
Историю любовного треугольника Кримп превратил в вечный конфликт образов-символов (ангелов) и средневековых человеческих архетипов, представленных сквозь призму урбанистического мировосприятия (офис, неоновое освещение, бетон автостоянки, о который разбивается Аньес, бросаясь вниз с балкона средневекового провансального жилища).
В состав оркестра включены старинные инструменты (виола да гамба, мандолина, стеклянная гармоника).
Оригинальный синтез импрессионистической звукописи и напряженной экспрессии бенджаминовского оркестра — настоящая стихия Кента Нагано. Неповторимое мастерство дирижера в координации вокальных линий с оркестровой полипластовостью, а также высочайшее качество исполнения вокальных партий Барбарой Ханниган (Аньес), Кристофером Парвесом (Протектор) и Джастином Девисом (Художник) заслуживают наивысшей оценки.
После «Воццека» Альбана Берга «Написано на коже» демонстрирует новый этап развития жанра в направлении пост-экспрессионистской, сюрреалистической драмы ХХІ века.
Индивидуальная трактовка композитором традиционных оперных форм породила оригинальную модель «театра картин». Фрагментарность композиции в духе брехтовского «театра в театре» с монтажным сопоставлением различных сцен-картин также напомнила композицию «Картинок с выставки» М. Мусоргского.
Мотивы постмодерной деструкции пространственно-временного континуума убедительно воспроизведены в режиссуре Кати Митчелл (сценограф Вики Мортимер).
Для создания симультанного интимно-камерного формата композиции сцена разделена на четыре пространства.
Левые комнаты заселены ангелами, правые — героями драмы. В каждом простанстве высвечены отдельные фрагменты символико-реалистичной драмы. Рассказ о событиях и собственно драма представлены в виде иллюстраций, запечатленных как бы со страниц средневековой рукописи.
Художник, он же первый ангел, возвращается после земной смерти в гештальте юноши в офис ангелов и наблюдает за сценой самоубийста Аньс.
В заключительном ариозо героини раскрывается скрытый двойной смысл названия оперы «Written on Skin»:
это и тайна древнего искусства рисунка на пергаменте «Velum Illustrierens», и чувственно-эротичный «почерк» художника на теле Аньес.
Завершает оперу эффектное в своей «холодной очарованности человеческим страданием» послесловие художника-ангела о падении женщины, потерявшейся во времени.
Опера-мистерия «Вавилон» Йорга Видмана
Для озвучивания партитуры монументальной оперы «Вавилон», для которой специально был изготовлен дирижерский пульт, необходим именно нагановский аналитизм и мастерство акустической режиссуры.
Воссоздание образа Вавилона как могучего центра протоантичной цивилизации древнего Ориента, его уникальных открытий, в том числе, семидневного деления недели, послужил импульсом совместного археологически-театрально-музыкального проекта композитора Йорга Видмана, либреттиста-философа Петера Слодердайка и режиссерской группы La Fura dels Baus.
В режиссуре очевидны параллели с современностью:
Вавилонская башня состоит из гипер-клавиш компьютера с разными шрифтами (шумерским, аккадским, латинским). Пресловутая вавилонская мифологема confusio linguarum (с лат. — языковая путаница) трансформируется в спектакле в символ интернационального сообщества, а Вавилон становится метафорой культурно-религиозной гетерогенности и мировой глобализации.
Confusio linguarum ощутимо и в музыке на уровне стилевых аллюзий от классики (колоратуры моцартовской Царицы ночи в партии Инанны) до авангарда, джаза, поп-музыки, от А. Шёнберга («Моисей и Аарон»), А. Берга, С. Губайдулиной до баварского духового марша.
В драматургии скрестились вечные конфликты хаоса и порядка, неба и земли, богов и людей, жизни и смерти.
Сюжетные линии развиваются вокруг религиозного противоречия вавилонян и иудеев, в центре которого — фигура ветхозаветного пророка Иезекииля и ритуал жертвы. Доминирование масштабных ритуальных хоровых сцен израильтян и вавилонян позволяет определить жанр оперы как оперу-мистерию, оперу-ораторию.
В центре любовной линии — израильтянин Таму, раздваивающийся между иудейской Душой и вавилонской жрицей/богиней свободной любви Инанной.
Мотив треугольника внешне напоминает героев Вагнера и Верди.
Однако главный герой Таму странствует не только между двумя неразделёнными ипостасями любви, но и принимает действенное участие в двух религиозных ритуалах вавилонян и израильтян. Как заметил Йорг Видман, «сегодня Таму стал бы бюргером с двойным гражданством».
Технически сложные вокальные партии солистов рассчитаны на виртуозное владение голосовой динамикой.
Блестяще справились с вокально-оркестровым балансом исполнительницы главных женских ролей: Инанна — Анна Прохаска и Душа — Клерон Мекфедден. Юсси Миллис выглядел на их фоне более слабым партнером и не всегда акустически перекрывал оркестр.
Образ Евфрата как неконтролируемой природной стихии эффектно озвучила Габриелла Шнаут.
Семь картин от расцвета до гибели Вавилона обрамлены соло Человека-скорпиона, бессмертного свидетеля космических катастроф и крушений цивилизаций.
Микротональная жалобная монодия прозвучала в исполнении Кая Весселя (контратенор) как откровение.
Контрапункт аккордеона создал при этом неповторимую мистическую атмосферу cirсulatio Универсума.
В результате синтеза философско-визуально-акустических рефлексий древнего Вавилона на сцене состоялось рождение нового Вавилона, современного Gesamtkunstwerk в интеракции древней и современной цивилизаций и их общим опытом познания хаоса и порядка, будней и катастроф, жертв и спасителей.
Авторы фото — Felix Broede, Stephen Cummiskey, Wilfried Hosl (Bayerische Staatsoper)