КИНО с Иваном Чувиляевым
Эта диковинная штука должна бы привлекать внимание зрителя – у нас-то подобного андеграунда нет и в помине, это чисто московская модификация неофициального искусства. Там оно поставлено на широкую ногу, проводятся его фестивали. А у нас андеграунд – удел пьяных художников, подворотных музыкантов. Но дело, наверное, вовсе не в «московскости» этого Кинотеатра. Слишком просто объяснить его массовость банальным, хорошо поставленным пиаром.
Это слишком массовое искусство, чтоб его популярность объяснять рекламой. Помимо Кинотеатра, есть еще и Театр.doc, равный ему по популярности и силе, да и во всем нашем новом кино есть его следы – Кинотеатра.doc. Страсть к фиксации действительности, интерес к «мясу» жизни – это поветрие времени, просто оно ярче всего проявилось в этой группе режиссеров.
Посмотрите хоть на литературу, кто у нас пишет книжки сейчас, в основном? Правильно, журналисты! В искусстве, видно, вообще происходит сдвиг в сторону смешения романа и газетной статьи, фотографии из горячей точки и парадного портрета. «Док», имея явные корни, испытывая влияния многих режиссеров, тем не менее, авангардное направление, авангардное до предела. Они убили актера как профессию, они стерли границы между художественным фильмом и документальным и утвердили истину: смотреть надо не на кривляние комедиантов, а на жизнь реальных людей в реальных обстоятельствах. Порой это может быть мерзко, зритель может испытывать самые негативные эмоции, но, в конечном итоге, «док» дает людям то, ради чего, собственно, большая часть зрителей и смотрит кино – эффект подглядывания.
С одной стороны, это чистый вуайеризм, желание глянуть в замочную скважину и абсолютно по-детсадовски поглядеть, как там у кого. На этом фронте магистральным антиподом «дока» может быть только реалити-шоу, подглядывание за приглаженной и причесанной стороной жизни других. Это первые предвестники смерти того кино, которое существовало последние сто лет – с актерами, сюжетом, неправдоподобной историей….
К этому, собственно, все и шло – у широкого зрителя восторг чаше всего вызывает жизнеподобное, хотя бы отдаленно напоминающее по форме его собственную жизнь. При всем при этом ох как велик соблазн воспринимать «док» как социалку, документальный детектив о тяжкой доле простого человека. «Док» тянется вниз, к самым грязным и обшарпанным хрущевкам, к пьянкам солдат после дембеля и «откинувшихся» зеков, к падшим женщинам и трудным подросткам. Именно оттого, что это – их герои, и велик соблазн считать такое кино социалкой. Но сдается мне, что это – только форма, эстетика режиссеров, им интереснее грязь в эстетическом плане, не может быть на уме, скажем, у Валерии Гай-Германики желания привлечь внимание к проблемам подростков. А если будет такая цель на уме – то грош цена такому кино, это уже не искусство и не творчество, это уже наука, нельзя подчинять искусство одной-единственной идее или, тем более, цели.
Хотя в Питере и было показано несколько настоящих документальных фильмов (например, «Беслан. Свидетели»), но это опять же не совсем то документальное кино, повествовательное, к которому мы привыкли – есть еще одно определение Кинотеатра.doc – «действительное кино». Так вот цель такой документалистики – не рассказать, а показать, не просто просветить, а побудить к действию. Последний «Кинотавр» в Сочи стал настоящим звездным часом для одного из самых интересных режиссеров действительного кино – Валерии Гай-Германики, ее фильм «Девочки» стал победителем в номинации «Короткометражный фильм». Двадцатиоднолетний вундеркинд стал лицом Кинотеатра.doc, и это вполне объяснимо – на Пушкинской, 10 фильм-лауреат был показан, и по нему как раз и стоит судить обо всем подобном кино. «Девочки», с одной стороны, абсолютно вписываются в общую массу фильмов, а с другой – выгодно выделяются из нее.
Несколько дней из жизни трех девочек. Все вполне реалистично, и банки с джин-тоником, и сами девочки из спальных районов. Но при этом Германика выделяется именно умением этой фиксированной действительности найти драматургию, а не остановиться на куске из жизни, подсмотренном камерой. Даже не особо значительная работа «Триумф боли», над которой Германика работала как оператор, имеет внутренний стержень, смотрится на одном дыхании, заставляет переживать. Зрителю в режиме реального времени показывают, как ради экстремального развлечения девушка вдевает себе в спину кольца, ее подвешивают за эти кольца к цепям и она несколько секунд свободно висит только на тонкой коже.
И зритель переживает, здесь нет ровным счетом никакой единой мысли, никакого желания наставительно заявить, что такое хорошо, а что такое плохо. Это переживания в чистом виде, и именно способность передавать их через камеру выгодно отличает Гай-Германику от прочих режиссеров действительного кино. При том, что «док» можно определить уже по тому, как фильм снят, по дрожащей камере, по тому, что актеры не говорят хорошо поставленными голосами, если посмотреть хотя бы несколько фильмов кряду, а их чаще всего так и показывают, то можно увидеть, что внутри действительного кино живет разнообразие жанров – само по себе оно не жанр, это направление, метод. Вот вам уморительно смешная комедия «Палатка» – в течение получаса олухи пытаются понять, как управляться с только что купленной палаткой, чистая комедия положений, просто жизненная.
Тот же «Триумф боли» – чистой воды триллер. Действительное кино уже сформировалось, его уже не нужно даже воспринимать как авангард – это состоявшийся кинематограф, пройдет немного времени, и его будут упоминать в одном ряду с итальянскими неореалистами, немецкой «Догмой», французскими нововолнистами… Просто до России позже докатилась волна желания фиксировать реальность, установить непосредственную связь между кино и жизнью.
А почему – это уже другой разговор.