Когда житье тошней недуга

Ольга ЕГОШИНА, Санкт-Петербург   В ХХ веке главной пьесой был шекспировский «Гамлет» (Мейерхольд острил, что на его могиле придется написать: «Здесь лежит актер и режиссер, не сыгравший и не поставивший «Гамлета»). На сломе тысячелетий, похоже, режиссерской пьесой-мечтой стали чеховские «Три сестры».

Премьера Льва Додина в Малом драматическом театре входит в круг спектаклей-высказываний, спектаклей-исповедей, среди которых мхатовская премьера 1901 года, постановки Немировича-Данченко, Анатолия Эфроса, Петера Штайна, недавние спектакли Эймунтаса Някрошюса и Петра Фоменко. Долгий, растянувшийся на десятилетия диалог МДТ с Чеховым, похоже, подошел к своему финалу-кульминации. Дом Прозоровых увиден в спектакле МДТ с тем чувством родства, но и отдаляющей дистанции, с каким было увидено Пекашино в «Братьях и сестрах».

Офицерские мундиры, шинели, фуражки. Тяжелые дамские шубы и пальто, отороченные каракулем (в чемодане на антресолях родительского дома хранилось такое прабабушкино пальто). Усы и бороды мужчин.

Гладко убранные женские головки. Часы с репетицией вызванивают мелодию популярной шансонетки Tha та rа boum die!.

Выстроенный сценографом Александром Боровским фасад дома то наезжает на авансцену, то плавно скользит назад в глубину. Дом прозрачен – все как на ладони. Сестры с помертвевшими лицами наблюдают за брачной декларацией смешного толстяка-мальчишки Андрея (Александр Быковский). Наташа (Екатерина Клеопина) слышит все гадости, которые говорятся в ее адрес.

Несчастный Кулыгин (Сергей Власов) наталкивается на обожаемую Машу (Елена Калинина) в жарких объятиях подполковника Вершинина (Петр Семак).

Чистая кантилена чувств то и дело рвется от шершавых прикосновений жизни. Цельная, чистая Ирина (Елизавета Боярская) в объятиях Соленого (Игорь Черневич) вдруг испытывает минуту чувственного опьянения, а потом, ненавидя себя и его, раненым животным стонет: «В Москву, в Москву, в Москву». Привкус стыда за «счастье урывочками» мучает и великолепного Вершинина, и измученную Машу.

Беспрерывное самоедство отравляет доктора Чебутыкина (Александр Завьялов): вы физически ощущаете, как ворочаются в его мозгу мрачные мысли…

Для Чехова счастливый человек – всегда морально подозрителен. Среди персонажей «Трех сестер» себя счастливицей называет только старуха-нянька (Татьяна Щуко), предовольная своей казенной комнаткой с казенной кроваткой… И жалкость этого ма-аленького счастьица сливалась с надсадной тоской и болью, звучащими в каждом из персонажей (пожалуй, впервые так ясно звучит достоевский «надрыв» в чеховских героях).

В истории «Трех сестер», как она прожита в МДТ, нет виноватых, нет победителей. Волоокая Наташа мается, пытаясь заполнить пустоту самоутверждением хозяйки дома. Трет плохо работающее сердце Андрей.

Мертвенно-бледно под каракулевой шапочкой лицо Ольги; Ирина Тычинина играет историю ссыхающейся от невостребованности души с редким соединением бесстрашия и благородства.

Над домом Прозоровых сгущаются сумерки. Каждый полон своей тревогой, отчаянием, предчувствиями… И расставания – одно за другим – все отчаяннее и опустошительнее…

Прижав к себе Машу, Вершинин шепчет ей что-то ненужное и отдает любимую женщину прямо в руки постылого мужа… Безнадежно вглядываясь в Ирину, просит сказать ему хоть «что-нибудь» знающий свою обреченность Тузенбах (Сергей Курышев)…

В 1922 году Станиславский писал Немировичу о том, что после Гражданской войны конфузно играть, что офицер уходит, а его дама остается. На сломе тысячелетий, в пору эсхатологического ожидания не то третьей мировой войны, не то мировой катастрофы, мы, похоже, заново открываем для себя ужас одинокого человека, вопрошающего молчащие небеса: если бы знать… если бы знать…