Красная книга для травести, или
Девочка Малыш и девочка Бэмби Виктор БОРЗЕНКО В современном театре понятие амплуа стремительно устаревает – режиссеры предпочитают работать с артистами универсальными, способными сыграть и Гамлета, и Винни-Пуха. Забытое слово «травести» теперь произносится с ударением на первый слог и означает нечто неприличное для слуха простого человека.
А было время, когда на актерском курсе наличие травести было обязательным – ведь без этих маленьких угловатых девочек-подростков не мог бы состояться ни один утренник. Петербургская актриса Ирина Соколова в особом представлении не нуждается.
Заметные роли она сыграла в фильмах Сокурова, хотя основная популярность пришла к ней после многолетней работы в Ленинградском ТЮЗе им. А.А. Брянцева. Ирина Леонидовна из плеяды знаменитых актрис-травести.
В этом амплуа она работает уже сорок пять лет.
– Нас, травести, пора в Красную книгу заносить, – сказала актриса в самом начале нашего разговора.
Ирина Соколова начинала свой травестийный путь в те годы, когда актрисы этого амплуа пользовались большой популярностью. Среди них – Ольга Волкова и Антонина Шуранова, работавшие с Соколовой в Ленинградском ТЮЗе. А в Москве в те же годы блистали Валентина Сперантова, Лидия Князева, Мария Бабанова, позже – Бронислава Захарова, Галина Иванова, Маргарита Куприянова, Тамара Дегтярева, Лия Ахеджакова и многие другие.
– Сколько себя помню, я всегда хотела на сцену, – говорит Ирина Леонидовна. – Даже в школу просто так никогда не шла: то в образе Золушки, то Зои Космодемьянской… Хотя еще в дошкольные годы я успела сыграть в нескольких детских спектаклях. И первую роль исполнила в пять лет – это был Гномик в какой-то сказке.
– Вам первые спектакли запомнились?
– О, еще как запомнились. Выйти на сцену – это же мечта любого ребенка. Правда, играли мы не в Ленинграде, а в Мурманском театре. Наша семья оказалась там перед войной.
А началось все в 1937 году, когда дедушку арестовали, объявив врагом народа. Бабуля с детьми отправилась вслед за ним на Колыму. Но поняла, что там к родственникам врагов народа относятся страшнее, чем здесь. Она вернулась в Ленинград, а здесь уже ни квартиры, ни вещей.
И она уехала в Мурманск. Работала заведующей костюмерным цехом, роскошно шила костюмы – ну, просто золотые руки… А маме в ту пору было 18 лет. И она начинала там же во вспомсоставе.
Так что театр был для меня родным домом.
Летом 1945 года нас отправили на южные гастроли, чтобы немного подкормить. На одном месте спектакль не играли. Помню, ездили на телегах по небольшим городам и селам.
А я, приезжая в новый театр, всякий раз говорила после закрытия занавеса: «Где тут у вас кабинет главного режиссера?». Дело в том, что платили мне за спектакль конфетой или яблоком, или пирожным.
(Наш телефонный разговор внезапно прерывается. Слышится детский плач.)
– Извините, это я сегодня за няньку сижу, – возвращается к беседе Ирина Леонидовна.
– А с детьми легко общий язык находите?
– О, это же проще простого. У меня своих детей вон аж сколько. Это я сейчас с правнучкой вожусь. Хотя сама я родила очень поздно – в 25 лет, а дочка в 23 года.
Так что я уже не маленькая (смеется). Но детство старалась помнить всегда, иначе в ТЮЗе тебе нечего делать. Мне и детские проблемы памятны. Поэтому своих Бэмби, Маленького принца, Тимми (главная роль в спектакле «Тимми, ровесник мамонта» – прим. ред.) … я люблю больше всех на свете.
Это такие чистые образы, которые не найдешь во взрослой драматургии. Во многих спектаклях я играла детское одиночество перед этим злым, несправедливым миром. Поэтому мои персонажи, я надеюсь, – всегда трогательные, незащищенные дети или звери.
Ведь какая разница – ребенок ты или зверенок?
– Иными словами, детский репертуар вы играли как бы для взрослых…
– Да, без всяких скидок на возраст. И за это не раз спектакли пытались запретить. Считалось, что с детьми нельзя говорить о взрослых проблемах.
Но это так казалось взрослым.
Особенно много споров было после спектакля «Тимми, ровесник мамонта», где один из героев ради любви идет на верную смерть. Мы играли этот спектакль настолько проникновенно, что в зале стоял рев. Но прошли годы, и с тех пор я не раз слышала от петербуржцев: «Ваш Тимми мне душу перевернул»…
Знаменитая актриса Московского Театра сатиры Наталья Защипина играла детей не только в театре. Еще в детском возрасте, задолго до поступления во ВГИК, она снялась в картинах «Жила-была девочка» (1944), «Слон и веревочка» (1945), а в фильме «Первоклассница» сыграла заглавную роль. В школу № 635, где потом училась Наташа, письма приходили мешками, директор рвала эти письма на ее глазах со словами: «Об учебе надо думать». Впрочем, Защипина никогда и не подчеркивала, что снималась в кино.
Хвастаться этим запрещалось и в семье. Мама Натальи (музыкальный работник) воспитывала девочку в строгости.
– Правда, при всей строгости ее взглядов она согласилась показать меня режиссеру, – вспоминает Наталья Александровна. – А дело было так. В годы войны я росла в Москве. Отец у меня погиб. Мы остались с мамой, бабушкой и дедушкой. Бабушка меня очень хорошо одевала.
Я всегда ходила в беленьких носочках, больших бантиках, в платьицах. И к тому же без комплексов была. Я и сочиняла, и пела песни, и командовала детьми. В общем, однажды (это было в 1944 году) во время прогулки на меня обратила внимание помощница режиссера из киностудии Горького.
Меня повезли в студию. Режиссеры даже не успевали просить о чем-то, я все предлагала сама: и танцевала, и пела, и читала стихи. Меня сразу же утвердили для съемок.
– Фильм «Жила-была девочка» рассказывает о детях блокадного Ленинграда. Съемки, конечно, проходили в павильоне?
– Все так думают, поэтому никогда к 9 Мая обо мне не вспоминают. А ведь на самом деле мы снимались в самой гуще событий. Ни о каких павильонах и речи быть не могло.
Ехали в Ленинград на поезде, перед нами разбомбили состав, разрушилась дорога, нас пересадили на грузовики, и мы под бомбежкой пробирались по Дороге жизни – по Ладожскому озеру.
Затем мы жили в «Астории», но во время бомбежки никогда не спускались в убежище – мама боялась, что нас там засыплет. Кстати, в Москве война не чувствовалось, а вот в Ленинграде я впервые увидела этот ужас лицом к лицу: артобстрелы Невского проспекта, походы к реке за водой, голод, обледенелые трупы… И вот в этой обстановке я на протяжении трех месяцев играла несчастного ребенка. Правда, блокада постепенно прорывалась, и голод отступал, потому что хлеб начали подвозить. У нас какие-то карточки были.
И маме удалось там на базаре выменять японскую шубку из гагачьего меха. Уже потом в Москве я в ней фасонила несколько лет.
А когда сняли блокаду, недалеко от «Астории» появилась первая цистерна с пивом. Наш киносъемочный грузовик останавливался возле этой цистерны, и все пили пиво. И наливали мне в такую маленькую кружечку (журнал «Театрал» – первый, кому я это рассказываю…)
– А после съемок в кино мама «подрезала вам крылья»?
– Очень сильно. Она говорила: «Кино? Да выкрасят и выбросят, а ты учись, и тройки не получай». Она больше всего не любила зазнайства. Когда фильм «Первоклассница» вышел на экраны, китайские школьники прислали в подарок портрет моей героини в большой золоченой раме.
Мама сказала: «Еще чего не хватало». Раму выбросили, портрет скатали, убрали на антресоли. Хорошо хоть портрет не выбросили.
Много лет спустя мы повесили его в прихожей.
– Наверное, в детстве к вам многие набивались в друзья?
– Да, с девчонками я легко находила общий язык, у меня много подружек было всегда. А вот зато мамашки не разрешали своим детям сидеть со мной за одной партой. Они думали, раз я в кино снимаюсь, то значит, избалованный трудный ребенок.
А однажды после съемок в белорусском фильме произошел и вовсе трагический случай (смеется). В 1949 году снималась картина «У них есть Родина» – о судьбе русских детей, оказавшихся в плену. Мне выкрасили в рыжий цвет волосы, и когда я пришла в школу, директриса отвела меня в сторону и зловеще произнесла: «Ну, что, крашеная штучка, ты, кроме того, что в кино сниматься, вообще знаешь что-нибудь?» И велела перекраситься в свой цвет.
Я страдала жутко, потому что училась всегда хорошо. Пригласили парикмахера домой. Он нанес краску, но когда все смыл, волосы получились ярко-фиолетовые.
В тот же час мы поехали в парикмахерскую. Мои волосы накрутили на бигуди. И когда процедура закончилась, то бигуди сняли вместе с волосами.
Представляете, как я рыдала. И мне еще больше досталось от директора школы. Так что, какое там зазнайство…
Легендарный спектакль Театра сатиры «Малыш и Карлсон» идет на сцене уже сорок лет. За это время актерский состав спектакля неоднократно менялся. Сейчас роль Малыша в нем исполняет молодая актриса Светлана Малюкова.
– Многие актрисы сегодня опасаются играть детские роли. Есть риск, что «погрязнешь» в детском репертуаре навсегда. А как было в вашем случае?
– Вы знаете, роль Малыша мне очень дорога. Хотя всю прелесть детского репертуара я поняла не сразу и тоже боялась в нем утонуть. Помню, когда в театральном университете мне дали сыграть роль Нелли в пьесе «В день свадьбы» В.Розова, я очень расстроилась по этому поводу.
Я ведь мнила себя последней трагической актрисой (улыбается). Этакой Верой Комиссаржевской или наследницей Яблочкиной. А тут вдруг играть девочку заставляют. Тогда я испугалась, что всю жизнь придется исполнять роли детей, а ведь так хочется играть про любовь… (смеется)
– Какой же образ вы придаете своему Малышу?
– Для меня это очень конкретный мальчик. Наш с вами современник, фантазер, выдумщик, просто у него есть Карлсон, а не компьютерная приставка. Родители им совсем не занимаются и поэтому он очень одинок.
Обращается к маме, мама занята. К брату – тот тоже занят. Через этот образ я пытаюсь сказать каждому родителю, сидящему в зале: «Уделяйте больше внимания детям.
Для них общение с вами – настоящий праздник».
– Трудно давалась работа над Малышом?
– Это была моя первая роль на сцене Театра сатиры. И к тому же – главная роль. Два часа на сцене надо держать публику.
И не дай Бог, они начнут шелестеть конфетами или отвлекаться. Это значит, ты как актриса сделала что-то не так, упустила внимание зала. А вот счастье для актера, когда дети вступают с тобой в диалог и сопереживают герою…
– Какие секреты есть у актрис, играющих детей?
– Сохранить голос, конечно же. Я курила раньше, но бросила после одного случая. В Театре «Модернъ» я была занята в спектакле «Старый дом» по пьесе Казанцева. Играла девочку Катю.
И надо было звенящим высоким голосом читать стихи Цветаевой. В одном из спектаклей я почувствовала, что еще немного и голос сорвется, поэтому поспешила бросить курить. Все же профессия важнее.
– Что вы как актриса стремитесь сохранить от детства?
– Отсутствие иронии и наивность восприятия. Конечно, дети разные, но я была очень открытым ребенком. Дети не умеют общаться через губу. Они воспринимают мир широко раскрытыми глазами. Да и меня как актрису детские роли теперь прельщают.
Ведь ребенка не обманешь. Травести (франц. travesti, от travestir – переодевать), сценическое амплуа. В драматическом театре – актриса, исполняющая роли мальчиков, девочек, подростков, а также роли, требующие переодевания в мужской костюм; в опере – певица (меццо-сопрано, контральто), выступающая в партиях юношей. (БСЭ) Травести – изменение человеком своей роли путем переодевания и усвоения черт поведения представителей противоположного пола. Различают игровой (театральный), ритуальный и сексуальный травести. (Глоссарий.ру)