Культурная революция
Почему российский театр стал заложником консерватизма Ирина Алпатова Артисты Театра Гоголя, возмущенные назначением Кирилла Серебренникова худруком, два месяца подряд писали открытые письма, устраивали акции протеста. За последние годы о подобных бунтах «Театрал» сообщал не раз. Однако за актерскими склоками как-то сама собой проявилась странная тенденция: едва в размеренную жизнь коллектива внедряется что-то новое, как тут же раздаются крики: «Не дадим уничтожить систему репертуарного театра-дома!», «Сохраним традиции русского психологического театра!» И еще много чего про вредоносность европейских веяний, которые подчас долетают до российских сцен.
И почему театральные деятели чаще всего боятся современного искусства? Ответы на эти вопросы нужно искать, видимо, в консервативной природе российского театра…
«Одним Островским сыт не будешь»
Сегодня существует масса театров, затерявшихся во времени и пространстве, втиснутых словно в какую-то безвоздушную колбу, не пропускающую современные «сквозняки». Например, МХАТ имени Горького, ведомый Татьяной Дорониной, принципиально игнорирует, какое нынче тысячелетье на дворе. В репертуаре спектакли, которые с равным успехом могли быть поставлены и десять, и двадцать, и тридцать лет назад.
Другой стороной консерватизма является и то, что талантливые режиссеры при первом удобном случае начинают вдруг тиражировать свои постановки. Например, Валерий Белякович, возглавив Театр Станиславского, перенес сюда целый ряд своих спектаклей из Театра на Юго-Западе. «Тетка Чарлея» Сергея Яшина обосновалась не только в Москве, но и в Ярославле, и в Туле. Вадим Романов переносит свои «Покровские ворота» из Новгорода в Краснодар.
И так далее.
Это все спектакли правильные, грамотные, профессиональные, вполне «традиционные», но с маленьким недостатком – обращены они ко вчерашнему зрителю, который затерялся в прошлом, упрямо дистанцируясь от современного мира. Тогда стоит ли удивляться тому, что молодежи в театрах становится все меньше? Отсюда и статистические данные о посещаемости, которые, помимо всего прочего, намекают на необходимость реформ.
Еще одна сторона консерватизма кроется в нежелании актеров впускать в свой творческий мир новые традиции, в нежелании соответствовать современности. Стоило худруку Театра на Малой Бронной Сергею Голомазову заикнуться на сборе труппы, что он намерен пригласить на постановку модного режиссера Константина Богомолова, как старейший артист театра Виктор Лакирев подскочил с места и заявил: «Я видел, что сделал Богомолов с «Лиром». Да за такие вещи сечь надо на конюшнях!
Это возмутительно!» Затем он не раз пытался объяснить свою позицию: «Я не знаю более действенного средства, чем настоящее переживание. Никакими Богомоловыми вы не замените этого! И нельзя перечеркивать богатство русского репертуарного театра, приглашая в театр молодого, смелого режиссера».
Позицию Лакирева поддержали и другие корифеи труппы.
Однако Сергей Голомазов на встрече с коллективом держался уверенно: «Позволю себе заметить, что явление Константина Богомолова на театральной палитре города и те противоречивые оценки, которые вызывает его творчество, – это лишь начало театральной революции, свидетелями которой нам предстоит быть в ближайшие три-четыре года. Я вас уверяю, что вскоре в этом городе появятся молодые режиссеры, в сравнении с которыми творчество Богомолова покажется рождественской сказкой. Так было много раз – во всех театральных Мекках мира… Я не собираюсь превращать Театр на Малой Бронной в шапито, и моя позиция не отменяет тех ценностей репертуарного театра, о которых вы говорите.
Просто одним Островским сегодня сыт не будешь. Я побывал на Авиньонском фестивале: вы даже не представляете себе, как далеко сегодня шагнуло мировое искусство. Это в начале XIX века все было строго разграничено, а сегодня театральное дело стало синтетическим».
Впрочем, о синтетической природе современного искусства забывают и зрители. Стоило в Краснодаре новому главному режиссеру, ученику Анатолия Васильева Александру Огареву поставить весьма «нетрадиционные» спектакли «Гамлет» и «Панночка», как тут же поднялась волна протеста – местные жители обвинили «московского режиссера» в том, что его творчество не соответствуют «казачьим» (!) представлениям об искусстве театра…
Советская система
Мифотворчество – любимая российская забава. Наверное, поэтому, когда Римас Туминас возглавил Театр Вахтангова, зазвучали слова о том, что он разрушает вахтанговскую школу актерской игры. Аналогичная история произошла и в Театре Станиславского, когда у руля стал Александр Галибин – его труппа обвинила в «грубом реформировании театра».
Может ли «театр с колоннами» стать современным, если он по всем статьям – заложник консерватизма?
История дает единственный ответ: может, но это повлечет за собой скандалы. Например, Станиславский до того, как стать «отцом-основателем», был великим разрушителем традиций. И вся эпопея с созданием Московского Художественного театра – не что иное, как молодой бунт против архаических устоев прошлого. Это прежде всего театральное обновление, «перезагрузка» сцены. А его сподвижник Немирович-Данченко, размышляя о сроке жизни любого театра, ограничивал его 15–ми.
Что может случиться потом – замечательно описано в «Театральном романе» Булгакова.
Идея театра-дома тоже отчасти мифологизирована. Почему-то забывают о том, что эта якобы исконная российская традиция – всего лишь порождение советской системы. В дореволюционной же России подобными «домами» являлись в основном императорские театры, которых было совсем немного. А практически все остальные труппы набирались антрепренерами на определенный срок и без долгосрочных гарантий. Актерские маршруты из Вологды в Керчь и обратно были делом вполне естественным, равно как контракты и актерские биржи-ярмарки.
И лишь в советскую эпоху повсеместно возникли стационарные коллективы, подарив актерам чувство стабильности и одновременно породив массу проблем, в которых российский театр барахтается и сегодня. Уволить никого нельзя, отправить на пенсию проблематично (с артистами старшего, да и среднего поколения заключены бессрочные договоры), а значит, сложно проводить обновление и омоложение труппы. Не раздувать же ее до двухсот человек?!
В итоге в коллективе формируется некий «балласт», взгляды которого, как правило, и отличаются консерватизмом.
…Стоит ли заранее бояться прихода нового театрального руководства? Не лучше ли сначала попробовать вписаться в ситуацию?
Вышла же некогда замшелая Александринка при Валерии Фокине на международный уровень. Вахтанговский театр сегодня – желанный гость престижных фестивалей и частый европейский гастролер. Ярославский театр имени Волкова возвращает себе признание не только у местных зрителей.
И у всех на слуху пример артистов Театра Маяковского, которые сами выступили инициаторами смены руководства и не прогадали, оказавшись под началом Миндаугаса Карбаускиса. Не наблюдается пока демонстраций и с участием ермоловцев, хотя ситуация в этом театре весьма напоминает ту, что случилась в Театре имени Гоголя. Новый худрук Олег Меньшиков снял с репертуара львиную долю спектаклей и на несколько месяцев закрыл театр на ремонт.
Но актеры, вероятно, терпеливо ждут начала новой жизни, чтобы оценить то, что им будет предложено, а уж потом решать, как им поступить. Зато на странице фейсбука одного из сотрудников Театра имени Гоголя были обнаружены такие перлы: «Сегодня я наблюдал удивительный подвиг актеров Театра Гоголя… Они сказали Серебренникову: «Пошел вон из театра!»
Удивительно «конструктивная» позиция…