«Любовь, что движет солнце и светила»
Эймунтас Някрошюс показал премьеру «Божественной комедии» Ольга ЕГОШИНА В четырехчасовой спектакль Эймунтаса Някрошюса вошли первые две части головокружительной поэмы Данте Алигьери: «Ад» и «Чистилище», а также фрагмент «Рая». Исполнители большинства ролей – студенты, оканчивающие учебу в вильнюсской Консерватории. После премьеры «Божественной комедии» в Вильнюсе, театр Meno Fortas отправляется в гастрольный тур по городам Италии. А в начале следующего сезона новую постановку великого режиссера покажут в Санкт-Петербурге и Москве, где она откроет фестиваль «Сезон Станиславского».
Комментарии к «Божественной комедии» Данте составляют внушительную библиотеку, где можно найти расшифровку и комментарий практически к каждому образу поэмы, каждому сюжетному повороту, к каждой терцине и узнать про разнообразнейшие философские, исторические, литературные и богословские реминисценции, которыми насыщен один из самых головокружительных текстов мировой литературы. В спектакле Эймунтаса Някрошюса несколько раз зачитывают эти ученые комментарии, открывая толстый фолиант, весь испещренный закладками. Но интересует режиссера не столько аллегорический путь человеческой души в поисках божественного света, сколько очень земная любовь флорентийца Данте к девочке Беатриче, которая жила на соседней улице, за углом, носила красное платье и рано умерла. Историю своей любви к ней Данте описал в книге Vita nouva.
По замыслу поэта, «Божественная комедия» должна была стать памятником любимой женщине, настолько величественным, что никем более не мог быть повторенным (эта мечта сполна осуществилась, и даже Тадж Махал уступает в размахе этой мировой поэме, включившей в себя Ад, Чистилище и Рай и вознесшей любимую непосредственно к сонму блаженных). Была в поэме Данте и другая – тайная и главная – цель, ускользнувшая от многочисленных комментаторов и ставшая очевидной для зрителей спектакля Някрошюса. Данте не только хотел рассказать городу и миру о своей любви к прекрасной Донне, но и о том, как любила его Беатриче, как тосковала и ждала, как беспокоилась о нем даже там, в Раю, сидя возле Бога.
…Девочка с легкомысленным хвостиком возникает рядом с героем как-то невзначай – шалит, кокетничает, передразнивает крики потревоженных чаек – и исчезает также легко и незаметно, как всегда исчезают из нашей жизни любимые, оставляя сосущую пустоту. И только ее картонные силуэты-воспоминания маркируют окружающий мир. Вот здесь она стояла, вот здесь сидела, вот остался след ее прикосновения и возвращается мелодия, которую она играла на скрипке…
В поэме Беатриче ждет Данте там, в Раю, в кругах Света; у Някрошюса Беатриче (Иева Тришкаускайте) идет вслед за любимым кругами ада, изнемогая телом и душой. Она рядом, когда ему трудно, когда ему плохо. Рядом, когда болит сердце. Рядом, когда он идет лесом самоубийц… Рядом, когда он разговаривает с нежными прелюбодеями Паоло и Франческой, осужденными вечно вычеркивать слово «любовь» из всех написанных книг. Борхес, один из самых внимательных читателей «Божественной комедии», отмечал, что Данте в этом эпизоде немного завидует осужденным на адские муки любовникам: они в Аду, но вместе, а ему суждена вечная разлука с возлюбленной… Беатриче стоит рядом, когда темпераментная дама Италия предъявляет права на своего поэта.
Она рядом, когда жена Данте Джемма темпераментно бранит мужа, что он забыл о детях и занят неизвестно чем, какой-то поэмой… В самые тяжелые минуты Беатриче утешает Данте, ласкает его, целует. Он ощущает тепло ее присутствия, как мы ощущаем близость своих ушедших в сновидениях…
«Божественная комедия» – одна из самых бытийственных театральных постановок последних лет. И может быть, поэтому – одна из самых резко-актуальных. Это только кажется, что политики говорят важное о дне сегодняшнем, на самом деле о главном говорят только философы и поэты. Недаром от Данте отшатывались современники и изгнали соотечественники, а постановка Эймунтаса Някрошюса уже разозлила рутинеров всех мастей.
В «Божественной комедии» говорится о человеческой жизни, а стало быть, о вечных грехах мира: о корыстолюбии и властолюбии властей – церковных и светских. О местечковых страстях маленьких стран. О человеческой жизни, так легко разменивающейся на мелкую политическую монету… И ты ежишься в театральном кресле, наблюдая за тем, как легко красная тиара Папы превращается в шутовской колпак…
Что изменилось со времен изгнанника Данте? Разве что бродит антропоморфным олицетворением всемирной сети дураковатый Почтальон, вечно теряющий и путающий все мейлы и эсэмэски, открытки и письма, все слова и фразы, все наши мечты и вздохи…
Данте заселил свою загробную Вселенную знакомыми, родственниками, друзьями, врагами, противниками, литературными кумирами. Меряются величием поэты древности, и Данте решительно раздвигает их тщеславный ряд, помещая в их сонм своего провожатого – Вергилия. Легкий, почти невесомый («Ты что – тень?» – спросит его Данте при первой встрече), Вергилий (Ваидас Вилюс) совсем не обладает иммунитетом неприкосновенности в мире теней и мало похож на величавого защитника.
Скорее вместе с Данте (Роландасом Казласом) они похоже на двух друзей-напарников, привычно кидающихся на выручку в тяжкий миг, а потом засыпающих рядом как солдаты в походе.
Вселенная «Божественной комедии», какой ее создал на сцене Някрошюс узнаваема, постижима, неуловимо родственна душе. Она втягивает в себя как черное зеркало с дрожащей рябью поверхности в правом углу сцены; как звук литавры разрезанной по спирали; как мелодия симфонии Чайковского.
Этот спектакль врезается в душу и долго не отпускает (вот уж по слову поэта «как будто бы железом, обмокнутым в сурьму, тебя вели нарезом по сердцу моему»). И ты снова и снова воскрешаешь обморочное движение, когда измученный Данте дышит в ладонь Беатриче, точно стараясь передать любимой всю душу… Или жест, которым Беатриче проводит ладонью по щеке любимого: «борода-а-а» (и впрямь, оброс, скитаясь среди адских долин)… И то как двое тянутся друг к другу – и не могут коснуться: она ведь только тень, напрасно вздымающая руки… Вокруг чужие глаза, чужие души, все рвется навстречу и не преодолеть эти несколько шагов… Любовная сцена встречи в Раю войдет в какую-нибудь хрестоматию «театра Эймунтаса Някрошюса» рядом с его же вальсом Отелло и Дездемоны или прощальным кружением тарелки, запущенной волчком уходящим на смерть Тузенбахом… …И только в самом конце спектакля предпочитающий трагические и безнадежные финалы режиссер даст возможность Беатриче подойти к своему Данте, прильнуть к нему. Автор «Божественной комедии» слишком много выстрадал, чтобы не знать, что Рай – это мгновение, когда к тебе навстречу идет, как сказано в последней строчке поэмы, «Любовь, что движет солнце и светила»…