Марис Янсонс, Нина Стемме и Венские филармоники на летнем Зальцбургском фестивале
«Дон Жуан» для Рихарда Штрауса стал началом всего: веймарская премьера музыкальной поэмы по мотивам сочинения австрийского поэта Николауса Ленау имела заслуженно феноменальный успех. Барочная вычурность оркестровки, сложность динамической нюансировки, томная красота любовных тем, внутренняя углублённость которых поражает психологической живописностью (так, невольно замирающий ропот возражений, нейтрализующихся под мягким воздействием эмоционально-эротического гипноза, с фантастической наглядностью передаётся дуэтом флейты и струнных в первой части поэмы).
Вообще, уровень эротизма симфонических откровений Р. Штрауса, насколько я могу судить, серьёзно недооценён исследователями, и сам композитор открыто потешался над попытками найти в своём произведении прямые иллюстрации к хрестоматийным образам знаменитой легенды.
Мелодическое богатство «Дон Жуана», его жизнеутверждающая интонационная пышность, его пульсирующая красота в своей вневременной актуальности никак не атрибутируются ни к одному из конкретных персонажей, известных нам как из литературных, так и из музыкальных произведений. Не этим ли музыкальным проникновением в сокровенную природу взаимодействия мужского и женского начал была потрясена веймарская публика в 1889 году, и не эта ли проникновенная искренность своей художественной откровенностью поражает слушателей сегодня?..
Как же легко и как неожиданно расслышать в бурном блеске темы Дон Жуана тему Маршальши из «Кавалера розы»! С какой возмутительной неизбежностью обрываются темы влюбленных речей, так и не достигнув гармонической кульминации: Дон Жуан, словно ищейка, переключается с одного предмета своего обожания на другой, с заразительной одержимостью преследуя наслаждение, непрекращающаяся прелесть которого лишь в новизне ощущений!
Сколько кинематографической достоверности в каждой музыкальной фразе, в каждом тематическом переходе, в каждом дыхании басов, в финальном трепете струнных…
Агрессивная экспрессия Венских филармоников сочеталась с чеканной отточенностью фраз. Лирические темы звучали с матовой поволокой, выливающейся в гастрономически ощутимую «сливочную» кантилену. На непристойную усложненность оркестровки музыканты отвечали пронзительной сочностью духовых и волшебной вязью звучания струнных.
Финальная пауза, немного затянутая, а оттого ещё более страшная, походила на последний вздох и отчаянную попытку задержать в груди хоть ещё немного жизни…
В отличие от интерпретации Караяна, у которого неизбежность смерти не ощущается до самого последнего момента, а сам финал кажется нелепым и неуместным завершением блестяще прожитой жизни, у Мариса Янсонса эта пауза возникает как мгновенное прозрение на краю пропасти и воспринимается как дикий испуг, эмоциональный контраст которого со всей жизнерадостной буйностью основной части поэмы становится невыносимым… Ощущение, что лучше сыграть «Дон Жуана» Штрауса просто невозможно, стало основным послевкусием от этого исполнения. Но это было только начало.
Сказочной бархатистой мягкостью звучал голос Нины Стемме в первой из Пяти песен Рихарда Вагнера на стихи Матильды Везендонк. В «Stehe still!» всплески прерывистого дыхания сменялись хрупкой кантиленой, будто подёрнутой рябью озёрной глади… Сочетанием напряженной отрешенности, безысходной печали и светлого тепла было отмечено исполнение «Im Treibhaus».
Непостижимая и технически не объяснимая фланелевая мягкость верхних форте в «Schmerzen» пленяла своей интеллектуальной экспрессивностью, но кульминацией выступления Стемме стала последняя песня «Traeume», озаренная каким-то волшебным просветлением. Голос Стемме с утешительной заботой пел о том, что наши мечты — как подлинная молитва души, как её защита от внешней агрессии и обид, безжалостных забот и болей,— и есть её истинное спасение, растворяющееся в пене сердечного тепла…
Эта льющаяся убаюкивающая нежность восхитительного тембра Стеме в трогательном, бережном сопровождении оркестра под чутким управлением Янсонса ошеломляла слезоточивым сиянием… Мозг не мог сосредоточиться на технических нюансах звуковедения, а слова Матильды Везендонк плавились в звуковых образах, подаренных её таланту её возлюбленным… И не стоит пытаться понять, как звучала сегодня Нина Стемме, переслушивая её доступные записи, потому что так, как она звучала сегодня, она не звучала, пожалуй, никогда… Это было настоящее исполнительское чудо…
Во втором отделении концерта — Первая симфония И. Брамса, с легкой руки фон Бюлова известная как «Десятая симфония Бетховена». Описывать звучание Венского филармонического оркестра под управлением Мариса Янсонса — занятие совершенно беллетристическое, и пару раз поймал себя на мысли, какое счастье слушать такой коллектив, работа которого почти всегда оставляет ощущение невозможности более совершенного исполнения… Маэстро Янсонс будто бережно поддерживает, поглаживает и мягко направляет звуковое полотно. Эта музыка то обжигала импульсивностью, то ласкала обнадёживающим теплом. А магическое соло первой скрипки в финале первой части!..
Описать это — невозможно.
К счастью, весь концерт транслировался австрийской компанией ORF, и если благодаря современной технике удалось передать хотя бы десятую часть того волшебства, которое сотворили сегодня музыканты в зальцбургском Большом фестивальном зале, все, кто смог прикоснуться к этому концерту, уверен, испытали настоящее наслаждение.