Михаил Полицеймако
«Иногда меня много» Беседовала Елена МИЛИЕНКО, фото Анатолия МОРКОВКИНА. Благодарим за помощь в проведении съемок ресторан «Сулико» Михаил ПОЛИЦЕЙМАКО – достойный сын своих родителей. От мамы Марии Витальевны Полицеймако и отца Семена Львовича Фарады он унаследовал актерский талант, чувство юмора и оптимизм, а также удивительную работоспособность. Актер успевает сниматься в кино, работать на телевидении и в театре, встречаться с журналистами, коллегами и друзьями. Но на первом месте у Михаила его семья, и каждую свободную от творчества минуту он посвящает жене и детям.
Мы назначили встречу в ресторане «Сулико» на Большой Полянке, чтобы не только приятно побеседовать, но и вкусно поесть. Заказывая кроме всего прочего хачапури, которые он очень любит, Миша начал пытать официанта по поводу грузинского вина: «У вас точно его нет?» – спросил он, лукаво улыбаясь. «К сожалению», – вздохнул официант.
– Да, не скоро мы еще попьем грузинского вина, а жаль, я его очень люблю. А вообще, если говорить о предпочтениях в еде, я очень неприхотлив. Просто люблю, чтобы было вкусно. От украинской кухни просто тащусь, я же наполовину украинец.
Как они мясо делают, соленья! Что-то из итальянского нравится. Японскую кухню очень люблю – суши, сашими.
Не очень понимаю китайскую кухню, тайскую вообще не могу есть.
– А сами что-нибудь готовите?
– Нет, у меня совсем нет времени ни готовить, ни что-то делать по дому. Правда, могу мусор вынести! В последнее время у меня какой-то «бзик» на чистоте – вижу бумажку в пепельнице и, несмотря на то, что прихожу уставший, иду и вытряхиваю мусор.
Люблю, чтобы был определенный порядок, и когда он нарушается, мне это не нравится. Но это не значит, что я предъявляю претензии жене, ей вообще надо памятник ставить: весь дом на ней. И с дочкой Эмилией, которой десять месяцев, тоже занимается только Лариса, у нас ни одного дня не было няни.
Кстати, я присутствовал при родах.
– Да? И как впечатление? Говорят, мужики падают в обморок.
– Ну это такие мужики – слабые. У которых не было потрясений в жизни. На самом деле ничего страшного при родах не было, просто долго.
Когда дочь в первый раз запищала, я ее взял и понес в инкубатор. Потом смотрел, чтобы все было в порядке, чтобы все сделали как надо и не было никаких проблем – это же моя дочь! А сейчас она уже устраивает папе по ночам концерты.
Вот через шесть лет дочь провожу в школу, и можно будет сказать, что жизнь прожита не зря.
– Миша, а кроме фанатизма по поводу мусора, какие у вас еще недостатки?
– Я люблю пожрать. Еще у меня иногда появляется такая нерешительность в поступках, где я головой понимаю, как надо поступить, но почему-то не делаю этого. Иногда меня много в общении.
– Курить начали еще в школе?
– По-настоящему курить я начал на первом курсе института. Папа, конечно, знал, что я курю. Но у меня было такое воспитание – «лайт». Вроде как и воспитывали, но я не могу вспомнить такую провинность, за которую меня бы очень ругали. Я даже в углу-то не стоял никогда.
Помню, мама меня очень ругала, когда в тринадцать лет я напился. Ну, как напился? Выпил большой бокал шампанского на Новый год и пришел домой пьяный.
Но каких-то страшных проступков у меня и не было.
– То есть приводов в милицию не имеете.
– В пятилетнем возрасте чуть не забрали в милицию. Из-за Ираклия (теперь он популярный певец). Мы с ним очень смешно познакомились. Ираклий жил в нашем дворе и шел со скрипкой на занятия в музыкальную школу.
А мы с другом Кириллом напали на него и сказали: «Деньги давай». Потом Ираклий пришел с милиционером к нам на кухню, и мы жутко испугались. Но он сказал милиционеру, что на него напал только Кирилл, не стал жаловаться на меня. И с тех пор мы с Ираклием большие друзья.
А зачем в пятилетнем возрасте мне понадобилось отбирать у кого-то деньги, даже и не помню.
– Скажите, трудно расти в семье, где оба родителя – творческие люди?
– Мое детство очень прочно во мне сидит. Но мне не хочется организовывать свою жизнь так, как было организовано детство. Потому что, во-первых, страна была другая. Во-вторых, как мы жили? В одной пятикомнатной квартире, в которой я родился и живу сейчас, проживали мама, папа, я, две бабушки и еще моя няня.
Со мной всегда кто-то сидел, занимался. С одной стороны, это хорошо, а с другой – как-то не очень дисциплинирует. Потому что рядом есть человек, который положит покушать, уберет за тобой тарелку. Поэтому если меня сейчас одного посадить на необитаемый остров, то мне будет сложно себе что-то приготовить.
Я не очень приспособлен к жизни.
– Миша, Семен Львович в домашней обстановке такой же весельчак, как на экране?
– Вы знаете, создается такое впечатление, что папа очень веселый человек. На самом деле в жизни он достаточно замкнутый человек. Безусловно, когда кто-то приходит, он включается, зажигает. Но так он закрытый человек.
Нельзя сказать, что он дома такой же смешной, как на экране. Мне кажется, что у меня было цыганское детство, в хорошем смысле. К нам постоянно приходили друзья отца, актеры театра, пели песни под гитару.
Конечно, и сейчас есть определенный круг людей, которые до сих пор к нам приходят. Но многих из тех, с кем раньше дружил отец, уже нет в живых, а кто-то эмигрировал.
– В детстве не зазнавались от того, что отец известный актер?
– Нет, я никогда не зазнавался. Никогда этим не гордился открыто, только в душе. Я могу сказать, что папина популярность немножечко даже раздражала в какой-то момент. Папа достаточно был от меня далек, был все время занят, и нам не удавалось пообщаться. Из-за его узнаваемости с ним нельзя было никуда выйти.
А потом всегда появлялись люди, которые хотели выпить с ним в ресторане. Я помню, мы с ним были в Кутаиси, и за нами до гостиницы шел человек, который очень хотел выпить с папой. Но папа отказался, мы пришли в гостиницу и легли спать.
А когда проснулись и открыли дверь, возле нашего номера стоял ящик коньяка. Вот такое кавказское гостеприимство.
– Вы тогда были еще ребенком?
– Да, когда я ездил с папой в киноэкспедиции и на гастроли с театром, то был еще ребенком. Ездили очень много, были в Ташкенте, Израиле, Будапеште, в Питере, в Крыму. Условия съемок были тяжелыми, не то что сейчас: есть где отдохнуть, загримироваться.
Мальчишкой вроде и не обращал внимания на то, как снимают, но какой-то опыт остался. Научился терпению.
– Думаю, это вам пригодилось в работе.
– Это точно. Только катастрофически не хватает времени. Почему-то оно стало очень быстро лететь.
Вроде только недавно отдыхал две недели, и уже такое было… Ездил на съемки в Пущино, сыграл спектаклей пять в Москве. К счастью, у меня сейчас есть огромное количество спектаклей, за которые мне не стыдно. Вот скоро открывается новый сезон, и у нас будет премьера «Маленьких комедий» по Чехову – первый акт – это «Ведьма», а второй –«Предложение».
И мы – Маша Аронова, Сергей Шакуров и я – втроем играем весь спектакль. Потом есть спектакли «Приворотное зелье», «День радио», «Lady»s night», «Бестолочь».
– «Бестолочь» очень смешной спектакль. Актеры вносят в это свою лепту?
– Конечно. Мы же еще занимаемся тем, что «раскалываем» друг друга. Например, однажды я засунул в уши зеленые листочки, которые из зала не было видно, и в таком виде вышел к Олесе Железняк.
Подошел к ней и показываю свои уши. Когда Олеся это увидела, то чуть не умерла от смеха.
А вот еще. Там у Олеси есть такие слова, обращенные к персонажу Андрея Ильина: «Да все женщины в квартале говорят, какой вы эффектный мужчина!» Но она перепутала и сказала: «Да все МУЖЧИНЫ в квартале говорят, какой вы эффектный мужчина», Ильин так – оп! И «поплыл».
Знаете, из молодых актрис моего поколения круче, чем Олеся Железняк, комедию-фарс никто не играет. Круче ее нет. Что она творит!
Мы ее называем Рина Зеленая.
– А слова во время спектакля забываете?
– Глобально нет. Иногда строчка вылетает, когда надо говорить стихами. У нас был спектакль «Много шума из ничего», с сожалением говорю «был», потому что для меня этот спектакль знаковый. Его сняли, потому что этим летом умер актер Сережа Перелыгин, мой друг, коллега. И режиссер Костя Богомолов волевым решением снял спектакль.
Так вот, я играл Бенедикта, и там у меня был огромный монолог. И я вместо шекспировских слов «и в худшем случае он нам поможет укрыть ее поруганную честь» произнес «и в худшем случае он нам поможет ВЕРНУТЬ ее поруганную честь». За кулисами не могли сдержать хохот, потом спрашивали меня, «как ты собирался возвращать ее поруганную честь?»
В прозе такого не бывает, потому что там логика и можно на эмоциях что-то додумать, сказать своими словами.
– Миша, как вы считаете, что спасет мир? Юмор, красота, доброта или еще что-то?
– Мир? Взаимопонимание – вот что спасет мир. Потому что сама красота рождает какую-то зависть, как мне кажется.
Есть один человек красивый душой и телом, а второй красив только душой, и он невольно начинает завидовать первому. Поэтому, думаю, мир спасет взаимопонимание.
– Какой у вас стиль жизни?
– Скорее образ жизни – быть самим собой. С кем бы я ни общался, я хочу оставаться таким, как есть. И чтобы люди еще раз захотели со мной встретиться.
Я не тусовщик. Зачем ходить на тусовки? Чтобы твою рожу с бокалом вина поместили в журнале?
Ненавижу гламур. Считаю, что это совершенно ненужная какая-то фаза в нашей стране. Я не очень люблю проамериканские настроения во всем: в разговоре, в словах.
Для меня очень чужда их трехсотлетняя культура по сравнению с нашей многовековой. И я не понимаю, почему у нас в жизни много заимствовано из Америки. Много американских слов, которые заменили русские. Почему все это лепят в наш язык, который богаче в семьсот раз, непонятно. Я не хожу в тренажерные залы, но занимаюсь своим телом, когда это необходимо для работы.
Не успеваю делать зарядку.
По водосточной трубе ради любимой женщины не полезу, если есть возможность подняться по лестнице.
Я веду такой образ жизни: дом – работа. Иногда просто приятно посидеть с другом, выпить что-нибудь под настроение. Можно сказать, что я домосед.
– Что вы ждете от жизни?
– Чтобы твои реальные затраты, здоровье, твои силы, возможности реально окупались. Моя работа честная – сыграл – получи. Актерский труд тяжелый, и он должен достойно оплачиваться. Чтобы тебя уважали не только словами, но и рублем.
Адекватно твоей работе.
Ты сам относишься честно к профессии, и хочется, чтобы такое же отношение было и к тебе.