Милые мои, солнышки лесные
В Зальцбурге завершился летний фестиваль, одной из центральных новинок которого стала моцартовская Cosi fan tutte ("Так поступают все женщины"). Она увенчала работу режиссера Клауса Гута и либреттиста Лоренцо да Понте над циклом из трех опер Моцарта. Последний спектакль трилогии не оправдал ожиданий, на которые настроили предыдущие два. Режиссер Клаус Гут становился одним из главных зальцбургских героев три лета подряд; едва ли кто-то бросит в него камень за то, что он не может быть лучшим каждый год.
Гуту принадлежала постановка "Свадьбы Фигаро" с Анной Нетребко, ставшая главным событием юбилейного моцартовского лета и ныне известная во всем мире. Годом позже, когда фестиваль возглавила новая команда, спектакль был возобновлен с другим составом и оставил в тени все до одной оперные премьеры «Зальцбурга-2007». Еще через год Гут показал неожиданного и убедительного "Дон Жуана" — "оперу опер", помещенную в темный сосновый бор.
Именно эта находка, оказавшаяся на удивление уместной тогда, подвела режиссера теперь.
Из того, что Cosi fan tutte без сосен не обойдется, секрета не делали: деревья из прошлогоднего "Дон Жуана" можно было видеть и на рекламных фотографиях спектакля, и на задворках "Дома Моцарта". Однако трудно было предположить, что Гут настолько готов эксплуатировать свои же удачные идеи. Вначале, впрочем, перед нами интерьер современного трехэтажного дома, где обитают склонные к возлияниям сестры Фьордилиджи и Дорабелла.
Справа широкая лестница, напоминание о гутовской "Свадьбе Фигаро".
Здесь, за столом с бутылками, заключается сюжетообразующее пари: немолодой циник дон Альфонсо берется доказать юношам Гульельмо и Феррандо, что верность их невест — понятие относительное. Парни будто бы уходят на войну, возвращаются в облике влюбленных чужестранцев, и каждый ухаживает за невестой другого. Девушки не без удовольствия покоряются новой судьбе и собираются замуж, но тут возвращаются "настоящие" женихи.
После драматичного объяснения две свадьбы предполагается сыграть по первоначальному плану; правда, счастливым не выглядит никто — ни победивший дон Альфонсо, ни женихи с невестами, ни горничная Деспина, также принимавшая во всей авантюре активное участие.
Партию Деспины исполняет Патрисия Петибон — сама по себе спектакль. Она выходит на сцену с мотоциклетным шлемом в руках, имитирует походку Майкла Джексона, слушает музыку — явно не Моцарта — на айподе, изображая руками соло на электрогитаре, а может делать и втрое больше вещей одновременно. Ее игра и пение феноменальны и не зависят от количества попутных фокусов, хотя играет она порой на грани фола, брызгаясь водой из зажатой между ног бутылки или переходя на визг.
Крики "бу" зальцбургской публики вызвал, впрочем, вполне невинный выход Деспины с намеком на стриптиз, где под каждой снятой блузкой оказывалась еще одна.
Незадолго до антракта, когда первые ухаживания терпят фиаско, задняя стена дома исчезает, открывая знакомый сосновый бор. После антракта он подступит и ближе — пара сосен вырастет даже внутри дома, где вместо пола появится неровная земля. В "Дон Жуане" густой непроходимый лес был, разумеется, метафорой жизни как таковой. При желании ее несложно продолжить и здесь: дескать, из мира идеальных, придуманных влюбленностей сестры попадают туда, где бушуют настоящие, нешуточные страсти.
Однако это будет явной натяжкой, ведь новые увлечения Фьордилиджи и Дорабеллы едва ли настолько серьезнее прежних: напротив, речь о том, что чувства сестер в обеих ситуациях одинаково искренни и сильны. А реплики Дорабеллы (Изабель Леонард) "Какие прекрасные деревья!" явно недостаточно, чтобы объяснить, зачем на сцене лес. Странные вещи совершаются там: то дон Альфонсо (датский баритон Бо Сковхус — самый сильный из участников спектакля наряду с Петибон) уходит покурить, мрачно наблюдая из чащи за происходящим на переднем плане. То Фьордилиджи (шведское сопрано Миа Перссон) убегает разобраться в своих чувствах и возвращается в таком виде, будто провела в лесу ночь и ночевала на голой земле. Возможно, сосновый бор убеждал бы сильнее, окажись он единственной декорацией, но год назад в "Дон Жуане" это уже было.
Новую зальцбургскую версию Cosi fan tutte уместно сравнить с предыдущей, поставленной в 2004 году супругами Херманн. Огромную сцену Большого зала Фестшпильхауса они оставили практически пустой, предложив зрителям полностью сосредоточиться на героях и их чувствах; при минимуме средств авторы спектакля добились цели. В случае Гута о сценическом минимализме говорить не приходится, а характеры четырех любовников вылеплены куда менее объемно.
Безусловным героем спектакля стал дирижер Адам Фишер, под управлением которого было бы интересно услышать всю трилогию Моцарта — да Понте. На грубоватость некоторых постановочных ходов Фишер и Венский филармонический оркестр ответили игрой, полной аристократизма, тонкости и любви.
Илья Овчинников, vremya