Моряки и рыбки

Когда южнокорейцы побеждают на международных балетных конкурсах (в апреле на пермском «Арабеске» представители этой страны взяли и Гран-при, и первую премию), наш народ успокаивает себя тем, что, мол, на соревнованиях ценится прежде всего виртуозность, а азиаты издавна славятся трудолюбием, а у нас — душа, и тут мы непобедимы. Но вот приезжает на гастроли труппа и показывает в Музыкальном театре спектакль, а не набор концертных номеров — и утешения рассыпаются в пыль. Понятно, что наступает какая-то новая эра — и европейским театрам придется с этим считаться.

Контекст

• На Урале станцевали оперу
• Лицо товара

 

Когда южнокорейцы побеждают на международных балетных конкурсах (в апреле на пермском «Арабеске» представители этой страны взяли и Гран-при, и первую премию), наш народ успокаивает себя тем, что, мол, на соревнованиях ценится прежде всего виртуозность, а азиаты издавна славятся трудолюбием, а у нас — душа, и тут мы непобедимы. Но вот приезжает на гастроли труппа и показывает в Музыкальном театре спектакль, а не набор концертных номеров — и утешения рассыпаются в пыль. Понятно, что наступает какая-то новая эра — и европейским театрам придется с этим считаться.

 

Компании Universal Ballet всего 27 лет, это детство непривычного прежде для Кореи искусства. Но в репертуаре нет ничего младенческого — Уильям Форсайт и Ханс ван Манен, Охад Нахарин и Джон Крэнко. Для гастролей в России был выбран спектакль, с которого театр начинался, «Шим Чон — дочь слепца», на московских афишах — видимо, в рекламных целях — переименованный в «Шим Чон — сказка с Дальнего Востока».

В основе либретто действительно народная сказка.

 

У слепого крестьянина (Хенву Ким) при родах умирает жена (подробно прописанная пантомима: вот повитуха не пускает никого в дом, вот выносят папаше завернутый кулек, «лицо» которого он ощупывает после того, как ощупал свою физиономию, и удовлетворенно кивает — мол, похожа, а вот выскакивает на крыльцо тетка с полным паники лицом, все кидаются в домишко и возвращаются с похоронным видом). Слепец воспитывает дочь в одиночку (они вместе ходят за подаянием — артист проводит по сцене сначала совсем мелкую девчонку, затем постарше), и наконец девица вырастает.

Старый папаша встречает монаха, который обещает ему исцеление от слепоты за 300 мешков риса. Понятно, что у нищего таких денег нет — и героиня продает себя капитану причалившего к берегу корабля в качестве будущей жертвы для морского дракона. Тут, собственно, и начинается балет — его наивная режиссура, его виртуозные танцы, его правильное счастье.

 

Шок для нашей публики — танцы моряков во главе с грозным капитаном (Хенджун Ри). И тогда, когда мрачная команда отрезает жертвующую собой девчонку от ничего не понимающего отца, и тогда, когда они сигают над сценой уже на корабле, поражает как энергия, так и чистота исполнения трюков. Опять-таки когда на конкурсе мы видим одного уроженца этой страны (Кима Кимина, например, что взял Гран-при в Перми, сейчас стажируется в Мариинке, и вокруг него уже звучат восторженные вопли балетоманов), мы можем предположить, что к нам приехал лучший и вообще их таких немного. Но когда в воздухе заворачиваются в узлы и снова выстреливают ногами в разные стороны восемь человек с одинаковой точностью и мастерством Очевидно, что до массовой экспансии выпускников этой школы в Европу остаются считанные годы.

 

Хореография, конечно, не относится к мировым шедеврам, что и понятно — ее сочиняла педагог, что стояла у основания труппы, а не именитый балетмейстер. Американка Адриенна Деллас собрала воспоминания обо всех балетах наследия, какие знала, — и в «Шим Чон» светятся отсылки и к «Жизели», и к «Дон Кихоту», и к «Коньку-Горбунку». (А композитор Кевин Барбер Пикард тоже оказался образованным человеком.) Но ровно для этого спектакля это неважно — перед ней явно стояла задача научить говорить танцующий народ на прежде незнакомом ему языке, и этот текст — что-то вроде адаптированной хрестоматии. Прошло время, теперь они «читают» все — от Мариуса Петипа до Начо Дуато, но старую книжку бережно хранят.

 

В этой старой книжке воспоминания (точнее, легенды) о постановочных чудесах Карла Вальца в Большом театре — и над попавшим в шторм кораблем вздымаются такие убедительные волны, такой девятый вал, что хочется вжаться в кресло. О живописи классических времен — и в последнем акте вырастают впечатляющие пагоды.

Точная память об обязательном дивертисменте — и при дворе Морского дракона, куда попадает выброшенная за борт жертва, идут забавные танцы рыб (и вот тут уже ахаешь от качества женского танца — так девчонки швыряют пятки за затылок; впрочем, это-то можно было оценить, как только на сцене появилась главная героиня — исполнявшая эту роль Хэмин Хван, балерина отчетливо лирического склада, артикулировала все па совершенно безупречно). И небольшая дань национальному колориту — когда претерпевшая массу приключения Шим Чон выходит замуж за властителя всей страны, на ней уже широкое фольклорное платье, а не легкий наряд для танцев.

 

Ну а папа девушки, конечно, выздоровел – вместе со всеми слепцами государства.

И этот факт изумленная московская публика приветствовала бурными аплодисментами.