На фестивале Бежара в Бельгии
Всю первую неделю ноября в Антверпене и Генте проходят ежедневные представления балетной труппы Бежара.
Как известно, прославленный хореограф Морис Бежар, ученик Ролана Пети, один из крупнейших хореографов современности, долгое время работал в Брюсселе, где в 1960 году основал компанию «Балет ХХ века», а затем с 1987 года обосновался в Лозанне, где создал труппу «Балет Бежара». После смерти мэтра лозаннскую труппу возглавил Жиль Роман, нынешний артистический директор и хореограф этого знаменитого коллектива, и именно он и представлял на фестивале как творения мастера, так и свои собственные.
Представление являет собой некий триптих, части которого можно объединить общим названием: «Человек».
Первая часть исполняется артистами на музыку И. С. Баха и называется «Кантата 51». Вторая — современные музыкальные аранжировки, где мелькает всё: от мазурки Шопена до поп-групп. Третья — «Весна священная» Стравинского.
Замечу, что «Кантата 51» и «Весна священная» принадлежат Бежару, поставившему эти балеты в Брюсселе, соответственно в 1966 и 1959 годах. Среднюю же часть создал Жиль Роман.
Третья часть, наиболее знаменитая, предваряется вступлением, вроде предисловия — пантомимой трёх танцоров (один из которых сам Жиль Роман) с неожиданным музыкальным сопровождением.
Солисты танцуют под фонограмму… голоса Стравинского,
записанного во время одной из оркестровых репетиций.
Голос Игоря Фёдоровича то по-французски, то по-английски терпеливо повторяет счёт, даёт указания группам музыкантов, объясняет неточности и подбадривает исполнителей. Затем звучит третья часть его скрипичного концерта в исполнении Ицхака Перельмана и Бостонского симфонического окрестра, а уже потом начинается «Весна».
Если заранее можно смириться с абсурдностью попытки пересказа балета словами, то объяснить разработку идеи универсума под именем Человек, можно примерно так: в первой части Бахом и солистами была воспета и пластично выражена мысль о том, что
человеку пытливому, как биологическому виду, тесно в классике.
Взросление личности происходит стремительно, и любой живущий быстро вырывается за рамки, оставленные ему предыдущими поколениями. При том, что человек — по Бежару — вырастает из старых клише, он их не растаптывает, не «разрушает до основанья», не уничтожает, но и «не расстаётся со своим прошлым, смеясь».
Взросление и мужание с их соблазнами и испытаниями облечены в светлые тона, и иероглифы поз танцующих читаются, как обещание надежды и света.
Человек, растущий ввысь над прошлым и над собой, — это Человек Достойный.
Вторая часть балета выглядела контрастом к первой. Зрителям предлагалось осознать, что может быть с той же личностью, если она, растя, будет опираться лишь на инстинкты. Недаром часть называется «Синкопой», то есть смещением акцента, будто несовпадением, непопаданием в истинно высокое человеческое.
Человек бездумно переваривает информацию, а она не менее успешно переваривает его.
Он перестаёт понимать суть вещей, течение жизни, отличать живое (то есть способное испытывать боль) от неживого, ангелов от бесов, и сон его разума порождает чудовищ. А что породит в свою очередь сон чудовищ, словно спрашивает хореограф? Уж никак не разум…
Третья часть балета уводит нас от угнетенных мыслей в мир досягаемой гармонии.
Даже среди людей-ящериц, людей-рептилий, как их представляют танцоры в «Весне священной», могут вновь родиться и вознестись над сородичами люди света. Неважно, чему ты был подобен в своём начале, словно уверяет воплощённая солистами балета музыка Стравинского, важно, что ты можешь стать личностью, противостоя массе и её стадным инстинктам.
Зрители стоя благодарили артистов и вызывали их несчетное количество раз, труппа была не менее благодарна горячему приёму и в ответ принялась хлопать публике.
Так и закончился этот вечер, и это было не менее красноречиво, чем идея всего балетного триптиха, представленного на фестивале Бежара.