На краю географии
В Магадане работает актер, который мог стать вторым Золотухиным Виктор Борзенко Когда-то в Магаданском театре служил портной, который дивно шил фраки. Откуда он родом и где научился своему мастерству, никто не интересовался – с политзаключенными особо не церемонились. Известно одно: до конца своей жизни он мечтал вернуться на материк. В отличие от него у Михаила Никитина (режиссера местного театра) совсем другая история, поскольку на Магадан он попал по собственному желанию, чем глубоко шокировал своих друзей, оставшихся на материке… Он мог стать кинозвездой – большим столичным артистом. Типаж молодого Никулина – очень доброго и потрясающе органичного.
Правда, после съемок в картине «Танк Клим Ворошилов-2», где артист, выпускник ГИТИСа, снялся в 1990 году, его прозвали вторым Золотухиным. В трогательном командире дивизии действительно было что-то общее с наивным Бумбарашем, оказавшимся в гуще военных действий.
«На съемки я больше не вернусь»
Он мог покорить и столичные подмостки, но вернулся в родной Ижевск, где еще пять лет назад работал слесарем на заводе. Разве что теперь крутить гайки ему не пришлось. Он вышел на местную сцену, благодаря чему бывшие коллеги по цеху узнали, что в городе работает театр:
– Никитин, ну ты даешь, – хлопали его по плечу те, с кем совсем недавно он делил общую ножовку по металлу и курил на проходной после смены.
Перед ними стоял теперь не мастер по металлу, а большой мастер психологической игры. Вечерами у него дома звонил телефон, и на том конце провода раздавался голос очередной ассистентки режиссера, которая настойчиво предлагала приехать на кинопробы. Но ответ Никитина был парадоксален:
– Извините, на съемочную площадку я больше не хочу, – говорил он.
Казалось, согласись он тогда – ему не пришлось бы много лет подряд ютиться по общежитиям и съемным квартирам, не пришлось бы голодать и в свободное от театра время подрабатывать в ателье, а затем продавать сшитую одежду на рынке. Но у отказа была веская причина. Дело в том, что на глазах Никитина при съемках «Танка» от несоблюдения техники безопасности погибла женщина.
Тот эпизод своей жизни он вспоминать не хочет. Говорит только, что после съемок принципиально выбрал театр – там, дескать, спокойнее. И свое мнение не изменил по сей день…
Гроб носили по Москве
Впрочем, насколько спокойнее в Магаданском театре – вопрос, конечно, спорный.
Некогда огромная труппа лет двадцать назад обмельчала. Сейчас в драматическом коллективе всего лишь 16 человек. Театрального училища нет и в помине.
Ближайший театральный город в двух тысячах километрах отсюда, и в Магадан, понятно, никого не дозовешься. Даже на разовые проекты режиссеры идут неохотно, а приглашать именитых постановщиков из Москвы у театра, финансируемого за счет местного бюджета, нет возможности.
Но к таким условиям Михаил Никитин, похоже, привык. Он вообще человек неприхотливый. Привык и к долгой зиме, и к штормовым ветрам, из-за которых короткий путь от дома в театр превращается в настоящую каторгу. Привык объяснять актерам азы профессии и работать без выходных.
Но больше всего он привык ждать, как ждал (и не дождался) всю жизнь квартиру, ведь именно жилищный вопрос привел его на Магадан.
– Дело так было, – рассказывает Михаил Никитин «Театралу». – В Ижевске я познакомился со своей будущей женой Ларисой (она актриса). Было это 28 лет назад. С тех пор мы вместе.
Но ребенка завести долго не могли: жизнь артистов в 1990-е годы была нищей. Перебрались в Пермь, где в ту пору гремела слава театра «У моста». Однако и там наш заработок оставался настолько мизерным, что я голодал.
Однажды во время спектакля потерял сознание. Открыл глаза: вижу, что сижу в костюме Подколесина. Ага, значит, играем «Женитьбу». Передо мной склонился Кочкарев. Значит, финальная сцена.
Так постепенно шаг за шагом сознание ко мне вернулось. И слава Богу, что артисты и зрители ничего не заметили: они думали, я специально закрыл глаза.
В те годы театр часто ездил на гастроли за рубеж. Мы надеялись, что хотя бы в результате этих поездок мы перестанем жить впроголодь. Но и здесь не случилось чуда. Мы по-прежнему все расходы брали на себя – вплоть до того, что гроб из спектакля «Панночка» везли на своих плечах через Москву: не было средств заказать грузоперевозку. С этим гробом мы и в метро спускались, и в столовой обедали, и по улицам ходили.
На дворе стоял 1994 год – всюду митинги, полная неразбериха. И мы среди этой вакханалии со своим гробом смотрелись как группа сумасшедших, провожающих Советскую власть в последний путь. Самое интересное, что нас ни разу не остановила милиция.
Но когда к следующей поездке мы сделали его складным, то на вокзале первым делом к нам подошел омоновец: «Что везете?» – «Да вот гроб везем». Омоновец задумался, оглядел доски. «А почему гроб какой-то странный?» – «Так ведь это складной гроб»… Больше омоновец ничего не спросил, пропустил нас, но вопрос о том, что мы везем, преследовал нас повсеместно.
За несколько лет работы мы объездили пол-Европы. Нас грабили, некоторые артисты отставали от поезда, скитальческая жизнь представала во всей красе… Однажды горечь нашей дорожной жизни подступила так близко, что мы из окна поезда на полном ходу повыбрасывали декорации…
А потом я сказал себе: хватит, надо что-то менять. Сменил театр, родился ребенок, но вдруг от знакомых узнал, что в Магадане приглашенным артистам дают квартиру. Единственное условие: работаешь десять лет, и служебное жилье переходит в личное пользование…
«Здравствуй, Колыма»
С женой и двухлетним сыном Михаил Никитин отправился на край света. И песня Высоцкого романтично звучала в памяти: «Мой друг уехал в Магадан. Снимите шляпу, снимите шляпу!
Уехал сам, уехал сам. Не по этапу, не по этапу». В аэропорту романтика сменилась жестокой правдой жизни.
Рядом с Никитиными по трапу самолета спускался дородный дядька, который завопил на всю округу: «Здравствуй, родная Колыма».
И с женой артиста случилась истерика. Не знала она, что Магадан – это и есть Колыма.
– Кто приезжает к нам на три года, остается на десять лет, – первое, что услышал Никитин в театре.
В этом году как раз и исполнилось десять лет его работы в коллективе. Служебную квартиру (тесную двухкомнатную хрущевку) он давно получил, подошла пора ее приватизировать, но вдруг вышел закон, запрещающий переводить служебное жилье в частную собственность.
И он снова оказался без своей крыши над головой. И снова вынужден терпеть…
– Жизнь на Магадане совсем другая, – говорит Михаил Никитин. – Ладно, не повезло с квартирой – никто не виноват, что вышел новый закон. Но хотя бы местные чиновники не мешали формировать в театре современный репертуар. К комедиям и к классике относятся спокойно. Но стоило мне выбрать для постановки острую пьесу Биляны Срблянович «Семейные истории», как по городу поползли слухи, будто на сцене ставится нечто непотребное.
Премьеру проигнорировали, и когда несколько месяцев спустя одна из актрис ушла в декрет и спектакль пришлось снять, многие кругом вздохнули с облегчением… ТЕАТР ГУЛАГа Магаданский музыкально-драматический театр основан 3 сентября 1941 года из местной любительской труппы, организованной в застенках ГУЛАГа.
В сталинское время труппа формировалась в основном из заключенных. В их числе были и знаменитые деятели сцены – Вадим Козин, Георгий Жженов, Юрий Кольцов, Леонид Варпаховский.
Однажды ссыльные артисты спасли Леонида Варпаховского. Дело было в 1939 году (то есть еще до официального открытия Магаданского театра). Измученный голодом и болезнями, режиссер узнал, что в соседнем лагере действует культбригада. И он, понимая, что жить осталось недолго, решил попробовать туда добраться. Не останавливал его даже страх быть расстрелянным любым вохровцем – настолько овладело им отчаяние и безразличие ко всему.
Но чудом его не тронули. За пределы лагеря брел уже не человек и даже не заключенный, это была тень от человека – измученного, готовящегося к смерти.
Беспрепятственно он добрался до культбригады и заявил там, что он артист. «Моцарт или Гамлет?» – спросили его, что на блатном жаргоне означало: музыкант или драматический актер? Варпаховский назвался Гамлетом. «Откуда?» – «Из Москвы». – «Как зовут?» – «Леонид Варпаховский». Посыпались насмешки. «Ладно врать. Я прекрасно знаю Леню Варпаховского», – раздался голос с нар, и оттуда показался такой же измученный человек.
Тогда Варпаховский в свою очередь спросил: «А вы кто?» Человек сказал, что он мхатовский артист Юра Кольцов и Варпаховского легко бы узнал среди тысячи других лиц. А потом повисла пауза, и… Варпаховский с Кольцовым узнали друг друга.
Перед Леонидом Викторовичем положили буханку хлеба, и, как он ни стеснялся, как ни старался отламывать по маленькому кусочку, все же голод взял свое, и кусочек за кусочком он съел ее всю. Это едва не привело к завороту кишок, его с трудом отходили. Но с этого момента началась совсем иная жизнь.