Ольга Егошина: Чехов-фест. Послевкусие
Закончился самый длинный театральный марафон сезона 2006/2007 За два месяца, которые шел VII Чеховский фестиваль, в Москве было показано около тридцати спектаклей всех жанров и форм. По подсчетам организаторов, Чеховский фестиваль посетило около 200 тысяч зрителей. А группа московских школьников, чтобы приобрести билеты на аргентинскую «Тангеру», заработала деньги мытьем окон.
Ажиотаж шел по нарастающей, частично потому, что главные «бомбы» были оставлены на финал. Частично же потому, что в театр вернулись люди, которых так давно не было видно в зрительном зале. Чеховский фестиваль вернул давно забытое и потерянное ощущение «планки» в театре.
Не у отдельного коллектива (слава богу, и в России есть театры, где планка держится на внушающей уважение высоте), а общей планки мастерства, ниже которой стыдно опускаться. Радостное тренированное талантливое тело актера (о котором первым стал мечтать Мейерхольд), прекрасно поставленные голоса, осмысленность сценического существования – все это, оказывается, достижимо, возможно, более того, необходимо. Только на фундаменте мастерства строится чудо театра. Как ни глупо, но именно об этом трюизме, благополучно забытом в борьбе за «продаваемость» в нашем театре, – напоминала буквально каждая постановка, привезенная на Чеховский фестиваль.
Это главный урок двух месяцев театрального марафона.
Второй урок: формат «фестивального спектакля» – наглая выдумка досужих журналистов, которую лучше бы забыть. Два чемодана, минимум текста и якобы авангардное действо ни про что – не приметы нового европейского искусства.
Практически ни один из привезенных спектаклей не готовился как фестивальный продукт. Спектакли явно создавались в расчете на своего зрителя, а потому оказались интересны всему миру.
В Москву приехал театр высоких технологий, сложной машинерии, изощренной литературной основы. Потрясший Москву Лепаж восхитил владением сложнейшей техникой, но не меньше впечатлил высоким литературным уровнем своих спектаклей. Он рассказывал в своих постановках о Канаде и о канадцах. Он не пытался быть космополитом, и потому его театр и можно назвать театром, интересным миру.
Практически в каждой постановке – от Роберта Стуруа до Пины Бауш, от Робера Лепажа до Мэтью Боурна – художники говорили о проблемах своих сограждан. И они оказывались созвучными иноязычному залу.
И потому второй урок Чеховского фестиваля – только став художником своей страны, ты станешь интересен миру. Театр – искусство, которое наименее интересно в «продуктах на экспорт». Те, кого у нас считают самыми «западными» режиссерами, – именно на Западе совершенно не востребованы.
Ставь спектакли так, чтобы они были интересны зрителям твоего города, – и тогда они будут интересны зрителям другого полушария.
Наконец, третий и последний урок Чеховского фестиваля. Как выяснилось, больше всего в нашем театре (кроме мастерства и уверенности в себе) не хватает… юмора. Он как-то плохо прививается к российскому театральному древу. Может, поэтому наши зрители так жадно ловят любой проблеск улыбки. Тюлень у Пины Бауш в ее «Мазурке Фого».
Маленький космонавтик из «Обратной стороны луны», вылетевший из стиральной машины. Наконец, блаженное плюханье по лужам в «Дожде» у цирка «Элуаз»… Все эти маленькие радости останутся в шкатулке памяти.