Орфей и Теодор

Нечасто концертные исполнения опер собирают в Москве полные залы. Даже редко звучащая "Чародейка" Чайковского в исполнении Мариинской оперы на позапрошлом Пасхальном фестивале не привлекла в филармонический зал достаточного количества слушателей, а уж их массовое бегство в антрактах определенно наводило на невеселые мысли: либо автор написал уж очень неинтересную оперу, либо исполнение никуда не годится, либо — в согласии с расхожим театральным афоризмом — публика действительно дура.

Маэстро Гергиев учёл неприятный опыт и после этого привозил свой театр в столицу четырежды ("Пиковая дама", "Война и мир", "Кольцо нибелунга" и "Тристан и Изольда") исключительно со сценическими версиями. Концертные же исполнения опер, устраиваемые силами филармонии с привлечением солистов московских оперных театров, частенько проходят при полупустых залах. Тем удивительнее было видеть до предела заполненный Большой зал Московской консерватории, в то время как на афише значилось: "К.

В. Глюк. "Орфей и Эвридика". Опера в концертном исполнении".

Что же привлекло московскую публику в тот вечер в консерваторию — причём публику по большей части просвещённую, среди которой можно было заметить изрядное количество столичных музыкантов, певцов, артистов и критиков? Вряд ли предлагаемый репертуар. Хотя последнее значительное обращение отечественного музыкального театра к самой известной опере Глюка состоялось почти сто лет назад (спектакль Всеволода Мейерхольда 1911 года в Мариинском театре с Леонидом Собиновым в главной партии), в концертном варианте за последние годы она звучала в Москве не раз.

Очевидно, что особо привлекательным оказался состав исполнителей.

Греческий дирижёр Теодор Курентзис, выбравший Россию не только для получения музыкального образования (как известно, он — выпускник Петербургской консерватории, класс Ильи Мусина), но и как основное место реализации своих творческих идей, пригласил для исполнения программного глюковского опуса, с одной стороны, малоизвестных у нас, но уже с европейской репутацией зарубежных вокалистов, а с другой – московские коллективы, как нельзя лучше подходящие для исполнения музыки XVIII века.

На сегодня Курентзис — это модное имя в Москве, это уже почти бренд, способный привлечь в концертный и театральный зал изрядное количество публики. Чего здесь больше — пиара или подлинного таланта — покажет время. Однако очевидно, что несмотря на молодость, дирижёр сумел сделать себе имя в России, и что бы не предлагал слушателям — архаично-прекрасную "Дидону" Пёрселла, цикл малеровских симфоний или эпатажную "Аиду" в Кремлёвском дворце съездов (скандальный "гвоздь" прошлогодней "Золотой маски" — работа возглавляемой ныне Курентзисом Новосибирской оперы) — они, как говорится, "валят валом".

"Орфей" Глюка — произведение очень искреннее и безыскусное, по-классицистски ясное и простое, одновременно не лишённое изящества и подлинного чувства. При всей внешней "незатейливости" оно никогда не покажется вам скучным, поскольку идеально сбалансировано по всем параметрам: здесь всего в меру, ровно столько, сколько нужно — неслучайно этот шедевр частенько сравнивают с другим совершенным творением – с афинским Парфеноном. Поэтому для того, чтобы исполнение этой оперы тронуло слушателя, нужно не так уж много — чёткое, с математической точностью следование партитуре и хотя бы немного истинного вдохновения. Похоже, что всё это было в памятный вечер, хотя до определенной степени зал уже был подогрет ажиотажем и ожиданием чуда.

Для московского концерта была избрана известная редакция Гектора Берлиоза, некогда сделанная специально для Полины Виардо.

Таким образом, в фокусе внимания оказывается певица, у которой непростая задача — кроме собственно вокальных достоинств, она должна обладать и немалым артистизмом; даром перевоплощения, способным заставить публику поверить, что перед ними никто иной, как легендарный фракийский певец. Концертное исполнение делает эту задачу еще сложнее, поскольку здесь нет возможности спрятаться за грим, костюм, декорации, или призвать в помощь режиссёра.

Итальянская меццо-сопрано Анна Бонитатибус, специализирующаяся на музыке барокко, с честью справилась с этой задачей.

В светлом брючном костюме, с тёмными волосами, распущенными наподобие героев полотен Рафаэля, певица максимально достоверно передавала мимику и пластику глубоко страдающего художника — её движения были скупы, угловаты и порывисты, полны внутреннего напряжения.

Что касается музыкальной стороны дела, то по всей вероятности, здесь мы столкнулись с явлением выдающимся — густое, сочное, красивого тембра и полного диапазона меццо Бонитатибус воистину способно творить чудеса виртуозного и в то же время эмоционально насыщенного пения.

Ей в равной степени удавались и лирические, и патетические фрагменты, её фразировка безупречна, а "хитовая" ария Орфея была исполнена с ювелирной нюансировкой, мягкостью и напряжением одновременно.

Как и положено, две другие дамы — Лидия Тойшер (Эвридика) и Дебора Йорк (Амур) — лишь оттеняли главного героя; хотя нельзя не сказать, что обе они были на высоте — небольшие, но выделанные голоса, лёгкие и грациозные, они создавали удачный колористический звуковой контраст пению Бонитатибус.

Оба московских коллектива, выбранные для исполнения "Орфея", чувствовали себя в репертуаре XVIII века весьма комфортно, приближаясь к высотам европейского аутентизма.

Это не удивительно, поскольку Камерный хор Московской консерватории под управлением Бориса Тевлина, имея самый широкий репертуар, большое внимание уделяет как современной музыке, так и старинной.

Что касается оркестра Prater Integrum (художественный руководитель Павел Сербин), то этот коллектив непосредственно специализируется на барочном репертуаре — для воспитанного на симфонической классике XIX-XX веков уха несколько непривычно слышать шершавый, с необычной до подозрительности интонацией звук старинных инструментов – однако нельзя не отметить, что он придает всему исполнению уникальный, неповторимый колорит.

Теодор Курентзис, обладающий экстравагантной – если не сказать больше – манерой дирижирования, предложил прочтение, построенное на резких контрастах — темповых, звуковых, штриховых. К недостаткам маэстро можно отнести небрежение в отношении вокалистов: складывалось впечатление, что они просто для него не существуют, поскольку ни одно вступление не было показано сколько-нибудь определенно, а размашистый жест дирижёра провоцировал и певцов, и музыкантов на форсирование звучности.

Но в то же время нельзя не отметить, что всё исполнение было спаяно единой мыслью и чётко структурировано — фразировка, мелодические линии, железно выдерживаемые темпы и пр.

Очевидно, что Курентзис — дирижёр авторитарного типа, он умеет держать ситуацию в руках и добиваться именно того, чего хочет, оставаясь (несмотря на самое что ни на есть прекрасное пение г-жи Бонитатибус) единственным и непререкаемым лидером.