Освобождение через потери
Анастасия ТОМСКАЯ «Пиковая дама» Графиня – С. Федотова В МХТ им. А.П. Чехова прошли гастроли Казанского академического русского большого драматического театра имени И.В. Качалова.
В столицу Александр Славутский, главный режиссер театра привез четыре своих спектакля: «Американская шлюха, или Путешествие по России с папой-алкоголиком», «Трехгрошовую оперу», «Вишневый сад» и «Пиковую даму». На сцену МХТ в эти четыре дня выходили и зрители: в «Вишневом саде» ряды стоят прямо на подмостках, и зрители оказываются буквально втянуты в историю потери родового гнезда. Исключительной красоты декорации – изящный подсвеченный дом, больше похожий на замок Фата-морганы или елочную игрушку, чем на усадьбу. Костюмы – яркие авторские работы известного казанского модельера.
Все это еще больше укрепляет зрителя в мысли, что люди давно от земли оторваны, что нет практической хватки в их руках, больше похожих на крылья. Они потеряли главное человеческое назначение: жить в реальности.
Слово «потеря» вообще очень соответствует внутреннему настроению спектаклей Славутского. И если в чеховской пьесе это та самая пресловутая тоска, то в «Американской шлюхе» – настоящая трагедия, пусть и подернутая пеплом минувшего. В пьесе Ираклия Квирикадзе структура сложная: взрослый сын беседует с пьяненьким отцом Эрвином – бывшим американским солдатом о прошлом, пытаясь выяснить, кем была его русская мать.
В их разговор, растянувшийся на три с половиной часа сценического времени, врывается прожитая Эрвином и его возлюбленной жизнь. История молоденькой девушки Сони (Э. Фардеева), которая за оперный голос и красивые глаза приглянулась генералу НКВД, но не захотела покоряться незавидной доле дорогой любовницы, а сбежала из города. Но от судьбы своей не ушла: насилие преследует ее по пятам и на воле, и в ГУЛАГе.
А Эрвин (И. Славутский), увидев ее как раз на том злополучном концерте, ищет девушку целых пять лет и находит как проститутку на московской улице. Срывая яркую обертку советских праздников – с шариками, демонстрациями, улыбками и раскатистым «Ур-р-ра!», – режиссер Александр Славутский кажет чудовищные проявления тоталитарной империи.
Под шубкой Снегурочки – роба политзаключенной, главный орден страны цепляют на кружевное белье генеральской любовницы. Получился спектакль о преступниках и преступлении – гораздо более настоящих и страшных, чем в главном бандитском спектакле казанцев – «Трехгрошовой опере».
Уйдя от аллюзий на современную жизнь, режиссер одел героев в костюмы Лондона XIX века. Танцующая и поющая труппа «делает» этот мюзикл, заставляя зал подпевать, но веселье и шуточки обаятельного Мэки-Ножа (И. Славутский) не в состоянии перебить временами наплывающий страх перед сильно гримированными лицами, делающими проституток и бандитов похожими то ли на вампиров, то ли на зловещих клоунов.
Но главный свой спектакль – «Пиковую даму» – казанская труппа оставила на десерт. Здесь, кажется, нет особых режиссерских ходов или придумок: все лавры вроде бы отданы артистам, но на самом деле режиссерская работа в «Пиковой даме» вдохновенна и ювелирна. Спектакль, несмотря на гусарские кители и кринолины дам, до отчаяния современен. Культ молодости – того самого свойства, которое быстро проходит – превращает жизнь в погоню за неуловимым, а в конце пути оставляет человека один на один с ужасом, отчаянием и одряхлевшим телом.
С. Федотова в роли графини Анны Федотовны не боится быть уродливой, нелепой. Ведет ее к инвалидному креслу миловидная Лиза (Э. Фардеева) с модными мушками на свежем личике, а графиня трепыхается суетливой, припрыгивающей, дерганой походкой, точно сломанный паяц на спутавшихся нитках.
И тем внезапнее переход в воспоминания – Анна Федотовна выпрямляется, танцует давно забытый бальный танец – грациозно, изящно, – но шорох у двери возвращает ее в действительность, и старость вновь скручивает ее тело. Остальные же все кичатся своими гладкими лицами, щегольскими прическами, упругими мышцами, пусть и каждый на свой лад. Германн (К. Ярмолинец) – бритый налысо, в очках, больше похожий на кропотливо-спокойного прозектора, чем на инженера, но изнутри раздираемый страстями, алчущий денег, игры, роскоши. Сумасшествие этого Германна – всего лишь взрыв долго копившейся внутренней энергии, не подмигивал ему никто, просто глаза заволокло туманом отчаяния и злобы.
Не выдержал организм, рухнули наполеоновские планы: недаром Германн то мнет в руках, то нахлобучивает на голову треуголку. Потеря разума, потеря юности – вновь спектакль о потерях.
Но именно через трагедии, через расставание с мечтами, идеалами, собственными телами и происходит в спектаклях Славутского обретение человеческой души.