«Разрушение меня больше не интересует»

В новый сезон театр «Практика» вступает с прежним худруком, Эдуардом Бояковым. Иван Вырыпаев сменит его на этом посту в апреле следующего года. Разрыв во времени между объявлением о назначении и фактическим началом работы — стандартный европейский подход, который Иван Вырыпаев хотел бы распространить и на выпуск спектаклей.

В интервью «МН» режиссер рассказал, о том, какая реформа и какой диалог со зрителем нужны российскому театру.

Контекст

• Сигналы инопланетянина
• Эдуард Бояков: «Пришло время художникам поверить в себя»

 

— В одном из интервью несколько лет назад вы, цитируя композитора и писателя Владимира Мартынова, объясняли, почему честный человек сегодня не может заниматься искусством. Как вы для себя определяете то, чем вы занимаетесь?

— Моя фраза сейчас выхвачена из контекста. Там имелось в виду, что сейчас на смену пространству искусства пришло пространство потребления. Это долгий и глубокий разговор, и в двух словах мне этого не объяснить. Сегодня я, так же как и мои коллеги, занимаюсь, конечно, искусством, в том смысле, что я создаю художественные произведения.

Но сам способ создания этих произведений и способ контакта со зрителем, все это теперь подчиняется общей системе потребления. Что не плохо и не хорошо, а просто так есть.

— В чем состоит этот способ?

— Прежде всего в том, что центр внимания находится не на сцене, а в зрительном зале. Мы как бы выстраиваем восприятие зрителя. Мы заняты прежде всего восприятием. Как зритель смотрит?

Как он потребляет? Не в смысле конъюнктуры, а в смысле, что произведение искусство это — реакция зрителя. Не столько важно само произведение, сколько то, что происходит со зрителем.

Так устроен рок-концерт, например.

— Когда стало известно, что вы возглавите театр «Практика», вы сказали, что будете к развитию театра относиться так, как будто пишите собственную пьесу. У вас уже есть сюжет?

— Театр «Практика» — это уникальный организм. Очень тонкий и, безусловно, пока правильно не оцененный театроведами. Видимо, еще не время.

И самое ценное в этом явлении — то, что «Практика» является по-настоящему авангардом русского театра в сфере развития коммуникации со зрительным залом.

Театр выстраивает тонкое и очень деликатное общение со своим зрителем. Мы предлагаем поиск нового языка, но при этом не отрываемся от общего уклада ценностей, мы идем в сторону смелых инноваций, но при этом сохраняем здоровый консерватизм. Посмотрите на нашего зрителя. На одном спектакле в зале сидят: студент МГУ, женщина из бухгалтерии завода им.

Куйбышева в Иркутске, менеджер среднего звена московской фирмы, владелец крупного нефтяного бизнеса, интеллигент, сноб, циник и романтик. И я сейчас ничуть не преувеличиваю. О чем это говорит?

Задумайтесь над этим, это очень важно. Я лично не считаю, что в театре «Практика» только прекрасные, успешные спектакли. Но ведь такого нет ни в одном театре мира. Всегда есть «хиты», есть спектакли «средние», есть «менее удачные».

Но в театре «Практика» один спектакль помогает состояться другому. Те, кто любит мои спектакли, должны знать, что они бы там не состоялись, если бы не стояли в этой общей обойме. Мы там все вместе.

При том, что мы все разные. Мы не претендуем на «фабрику успешных дел». Бывают и у нас промахи.

Но мы имеем стержень. У нас есть идея. У нас вытроен диалог со зрителем. И вот моя задача в том, чтобы этот диалог продолжать.

Чтобы его развивать. Чтобы сохранять живую энергию в этих стенах.

— Ваш контракт в «Практике» на три года. Вы бы хотели остаться там в качестве художественного руководителя дольше?

— Я сейчас не думаю о том, чтобы еще остаться. Мне лично и трех лет много. Но я не буду сейчас говорить, что после трех лет точно уйду. Я скажу так: я хочу уйти, и мы с Эдиком и с комитетом по культуре в течение этих трех лет будем искать кандидатуру на пост худрука.

Худрук театра «Практика» — это же вахта. Худрук — это дежурный. Вахту сдал — вахту принял.

«Мы заняты прежде всего восприятием. Как зритель смотрит? Как он потребляет? Не в смысле конъюнктуры, а в смысле, что произведение искусства это — реакция зрителя»

Иван Вырыпаев, драматург, актер, режиссер театра и кино. Родился в 1974 году в Иркутске. Один из знаковых представителей «новой драмы». Автор пьес «Июль», «Бытие 2», «Кислород» «Валентинов день», «Город, где я», «Сны», «Комедия». Его постановки и спектакли по его пьесам с успехом идут в Европе.

В частности,  пьеса «Кислород» переведена на польский, немецкий, болгарский, румынский, английский, французский языки. Живет в Польше и в России.

— Есть ли будущее у репертуарного театра?

— Это больной вопрос. Я могу говорить только от себя лично. Как действующему режиссеру, активно работающему в двух странах — Польше и России — мне конечно, совсем не подходит система репертуарного театра. Я бы хотел собирать актеров на один спектаклей.

Репетировать с ними два-три месяца, потом играть подряд 30-40 спектаклей и закрывать проект. Это для меня было бы идеально. Это позволило бы мне работать с теми актерами, которые подходят на роли, с теми, с кем я уже нашел общий язык. Это позволит мне иметь свою команду — при этом внутри нее все остаются свободными друг от друга. Актерам такая система позволяет сосредоточиваться только на одной роли, полностью отдаваться работе.

Театру это тоже выгодно: потом не нужно ломать голову, как играть спектакли, когда актеры заняты на съемках или на других постановках. Ну и главное. Это позволит актерам собраться по доброй воле.

Не по распределению, навязанному свыше, а по собственному согласию. Ну и простите, меня, все работники репертуарного театра, — давайте посмотрим правде в глаза, ну какой сейчас в России «великий репертуарный театр»? Ну где он? Если какой-то руководитель и считает свой театр великим, то ведь это не означает, что это действительно так. Российский театр в глубочайшем кризисе.

Правда, сейчас появился свет в конце тоннеля, и этот свет не от репертуарного театра, а как раз от разного рода проектов. Хотя, опровергая сам себя, скажу, что вот в театре Маяковского происходит возрождение. Это правда.

Поэтому мне кажется, что нам нужна не одна единая система — только репертуарный или только контрактный. Нам нужно выработать гибкий и точечный подход к каждому театру. Нужна вдумчивая реформа.

Не манифест, а именно реформа. Не меры, принятые на скорую руку, а работоспособная система.

— В Варшаве вы поставили свои пьесы «Июль» и «Танец Дели». Что изменяется в пьесе и в спектакле с переносом на другую почву и переводом на другой язык?

— В случае с «Июлем, который я поставил в театре «На воле», это вовсе не был перенос. Режиссером московского спектакля был не я, а Виктор Рыжаков. И сейчас я поставил «Июль» так, как бы хотел, чтобы это было.

А Витя Рыжаков и Полина Агуреева имеют свой взгляд на этот текст. Что, конечно, очень хорошо.

Что же касается, «Танца Дели», то это тоже был не перенос, а вообще первая постановка этой пьесы. Сейчас эту пьесу уже много где поставили в разных странах. Но тогда это была премьера. Я ее поставил. Но я не доволен своей работой.

Мне кажется, что спектакль у меня не получился.

— Почему?

— Потому что эта пьеса, впрочем, как и все мои пьесы, требует определенной манеры игры. Совершенно другого способа существования на сцене, чем тот, в котором существуют большинство актеров. Поэтому некоторые актеры справились, а некоторые нет.

Но в спектакле все должны должны играть в одной манере, иначе все идет наперекосяк, так и получилось — все наперекосяк.

«Было время, когда мне хотелось все разрушать и низвергать. И это конечно, правильно, наверное, так и должно быть. Но сейчас я вышел из этого возраста»

— Польский театр — один из самых интересных в Европе. Что вам дает работа в Польше?

— Сегодняшний польский театр мне не кажется интересным. Я как зритель сильно страдаю от того, что не могу найти в Польше спектакля, на который я бы мог сходить. На театр, который делают Варликовский, Люпа и Яжина, у меня просто аллергия.

Я даже десять минут не могу это вынести. И, кстати, круг моих друзей в Польше тоже. Так что мне кажется, что сейчас в польском театре глубокий кризис. Вызван он тем, что они попали под сильное влияние немецкого театра, и потеряли свою школу и свою самостоятельность.

Есть, конечно, какие-то элементы настоящего, но их крайне мало — в основном это такой вот театральный пафос, без «реальной земли» под ногами.

— Чем занимался ваш иркутский театр «Пространство игры»? На каких принципах он был построен?

— Нас было семь человек, и мы старались делать то, что нам казалось важным. Мы искали и делали ошибки. Мы хотели выбраться из болота, в котором находилась иркутская театральная культура.

Но нам не удалось в Иркутске ничего сделать, и мы уехали в Москву. А в Москве мы, естественно, распались. Потому что в Москве почти все распадается и создается уже на новых условиях. Мы распались, но уже не собрались. 

— В пьесе «Объяснить» без перевода цитируются стихи Абая Кунанбаева. Этой весной его имя совершенно неожиданно появилось в другом контексте, когда на Чистых прудах возник стихийный лагерь оппозиции «ОккупайАбай». Какой бы могла бы быть эта пьеса сегодня?

— Это спектакль не был основан на пьесе. Там просто была вытроена композиция. По большому счету спектакль, конечно, не получился. Но пока это самая интересная и важная работа в моей творческой жизни. Это очень важный спектакль, но тогда у меня просто не хватило мастерства его сделать он очень сложный.

Вы знаете, а ведь подумываю вернуться к этому проекту. Очень уж там глубокий смысл. И само существование актеров и то, что мы хотим от зала, — это все так интересно и так глубоко.

Конечно, к протестному движению на Чистых прудах это никакого отношения не имеет. Я вообще-то не участвую в протестном движении. Я, простите в него, не верю. 

— А во что верите?

— Я верю в созидание и творческий подход ко всему. Было время, когда я был молодым и мне хотелось все разрушать и низвергать. И это конечно, правильно, наверное, так и должно быть. Но сейчас я вышел из этого возраста.

Разрушение меня больше не интересует. Я хочу созидать и строить. Я многое разрушил в своей жизни и теперь у меня мало времени, чтобы построить.

Московский театр «Практика»

Был создан продюсером и режиссером Эдуардом Бояковым в 2005 году. В репертуаре — пьесы Ивана Вырыпаева, Германа Грекова, Вячеслава Дурненкова, Мариуса фон Майенбурга, Павла Пряжко, Игоря Симонова, Анны Яблонской. Театр ориентирован на поиск актуальных тем и сюжетов, современного языка и новой театральной стилистики, на открытие нового поколения драматургов и режиссеров.