Роже Мюраро в Театре Елисейских полей

Парижская публика слушает классическую музыку постоянно. Даже по телевизору «попсу» найти очень сложно, зато классические концерты можно слушать как очень ранним утром, так и в прайм-тайм разных каналов. Во всяком случае, ни по пролетарским, ни по религиозным праздникам поп-исполнители на экране не маячат.

Их нужно искать на отдельных, им отведённых каналах.

Представители приличного общества считают своим долгом разбираться в классической музыке и живописи как можно лучше. Для этого даже есть термин — «культурный капитал».

В городе концерты классической музыки проходят каждый вечер во всех концертных залах и многих церквях,

а уж в воскресенье — с утра пораньше и весь день. Только успевай перебираться из одного театра в следующий.

Идя на утренний воскресный концерт в Театр Елисейских полей, я удивлялась, почему большие семьи с детьми и подростками так торопятся и обгоняют меня, вбегая в театр, ведь до начала концерта ещё оставалось минут сорок.

Оказалось, что за единую цену билетов в 25 евро все места одинаково доступны.

Зал заполняется с первых рядов партера и vip-мест в центральной ложе, и так — до полного аншлага.

Когда я смотрела на большие семьи — пожилых людей с братьями и сёстрами, кузенами и кузинами, их супругами; или, наоборот, на молодые пары с двумя-тремя маленькими детьми, начинающих своё воскресенье с похода в один из двух лучших парижских концертных залов, чтобы потом отправиться на бранч, а потом на дневную оперу или театральный спектакль, или в музей, или просто в парк — я думала о том, что ничто не мешает такие семейные концерты устраивать и в московских концертных залах.

Приобщаться к классической музыке самим и приобщать своих детей удобнее всего в воскресенье.

Воскресным вечером обстоятельные парижане готовятся дома к началу рабочей недели.

Все культурные мероприятия, включая оперу, начинаются с 10-11 утра и сразу после обеда: в два, три или четыре часа пополудни. Позже можно пойти только в кино.

Итак, о концерте.

При всём неоспоримом авторитете русской фортепианной школы, французских композиторов-импрессионистов, нужно непременно слушать во французском исполнении.

Мы не умеем играть музыку, в которой нет страстей.

Французское отношение к произведению искусства тем и отличается от русского, что русский художник через своё искусство выражает чувства и страсти, а французский — эмоционально отстраненно, зато очень взвешенно и выверенно — создает объект искусства.

Вот затем, чтобы послушать Дебюсси в исполнении одного из самых лучших французских пианистов, я и отправилась в Театр Елисейских полей с утра пораньше, к собственному изумлению, обнаружив этот огромный театр забитым под завязку.

Впервые я услышала Роже Мюраро в моём далёком детстве на VIII конкурсе Чайковского в 1986 году, где он настолько изумил жюри своей интерпретацией Второй сонаты Рахманинова, что даже взял четвёртую премию. Покорил своей индивидуальностью, которая не имела ничего общего со стереотипом завоевательно-наступательного советского пианизма.

На этот раз Мюраро составил программу из пьес Дебюсси, Листа и Шопена.

Ни один из боевых слонов русского пианизма не успокоился бы, не затоптав публику хотя бы одним «Карнавалом» Шумана, «Мефисто-вальсом» Листа, «Аппассионатой» Бетховена или всем сразу в одном концерте. А лучше всего — если ещё и без антракта.

Представитель французской гедонистической фортепианной школы вполне может себе позволить всю программу построить на прелюдиях и баркаролах и сделать самыми «зубодробильными» элементами «Фантазию» Шопена и «Смерть Изольды» Вагнера — Листа. Причём, чтобы их опознать, нужно будет заглядывать в программку: настолько для русского уха непривычен журчащий и шелестящий звук.

Концерт начался с эталонного исполнения трёх «образов» Дебюсси

из второй тетради — «Колокола сквозь листья», «И луна спустилась на место бывшего храма», «Золотые рыбки» — и продолжился тремя прелюдиями — «Холмы Анакапри», «Девушка с волосами цвета льна» и «Минестрели».

У Роже Мюраро тончайшая тембровая палитра. Переливающиеся звучания столь нежны, что иногда уже совсем похожи на шорохи. Это именно те характиристики звука, которые идеально подходят для исполнения дымчатой импрессионистской музыки.

Пальцы пианиста ласкают клавиши, а прозрачные звучания ублажают слух.

Дальше композиторы сменились, прозвучали две транскрипции Листа вагнеровской музыки: «Корабль-призрак» и «Смерть Изольды», где ключевыми словами можно считать «призрак» и «смерть», поскольку туше не изменилось — те же касания, журчания и шелесты.

Затем последовали произведения Шопена:

фа-минорная Фантазия (op. 49), Баркаролла (op.

60), Колыбельная (op. 57) и Тарантелла (op. 43).

Манера звукоизвлечения и здесь не претерпела изменений. Было непривычно, но тут я вспомнила, что этих трёх композиторов объединяло одно: пианистическая карьера в парижских великосветских салонах.

Вся атмосфера утреннего концерта в театре Елисейских Полей была салонно-расслабленной и пронизанной негой солнечного воскресного праздного дня, предназначенного для получения утончённых удовольствий.

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *