Сериальный темперамент

Павел РУДНЕВ, Екатерина ЦВЕТКОВА (фото)   «Случай» в «Сатириконе» В этом сезоне «Сатирикону» то ли не везет, то ли путь театру выбрали сознательно непродуктивный. Его проще всего назвать упрощенным и конъюнктурным, но очевидно и другое: назовем это усталостью театра, который Константин Райкин последнюю декаду ведет в режиме яростного соревнования с остальным театральным миром.

В этом сезоне театр, шедший десятилетие без единого провала, выходя на самые крутые вершины истеблишмента, сбавил обороты, свернул куда-то налево и пытается отдышаться. И «Смешные деньги» по пьесе Рея Куни, и «Случай» по пьесе Гольдони сделаны словно бы в эффекте торможения: с явно заниженными ожиданиями на финише и с расчетом на низкий зрительский уровень, что на самом деле не всегда совпадает с интересами кассы.

Ощущение таково, что «Сатирикону» теперь хочется решать простейшие художественные задачи. Хочется верить, что это временное явление.

Мхатовский режиссер Марина Брусникина обладает, конечно, чувством художественного слова и техникой сценической речи (Брусникина прославилась, и справедливо, циклом спектаклей в жанре художественного чтения современной прозы). Но чувство юмора, актерская техничность и в особенности игра, актерская фантазия, актерская импровизация, l’anima allegri – этого она совершенно лишена, режиссером в полной мере не являясь. Впрочем, и весь русский театр лишен хотя бы минимальной прививки европейского классицизма, без которого играть «чистую», практически без внутреннего действия комедию Гольдони – невозможно. Играть саму игру – без психологизма и натурализма – в России не умели изначально.

Отродясь героев Мольера представляли жеманными идиотами, дуриками с кривляниями и физическими уродствами, недочеловеками, напомаженными куклами… Так российский актерский генотип справлялся с недостатками школы, отсутствием культуры диалога, культуры классической риторики. Для постановки Гольдони в Москве не хватает не то чтобы форсу, куража, но и ресурсов, эмоциональной техники.

Здесь, в «Случае», видишь в актерах не театральный, а сериальный темперамент. Проще сказать: шило в одно место. Словно бы не спектакль пришел смотреть, а «Люба, дети и завод» – тебя все время пытаются быстренько, пока реклама не стартанула, рассмешить, повеселить, поразвлекать, но слегка – не загружая.

Энергетика актерской игры понимается как количество пота на актерских телах: наращивание температуры, масса телодвижений, ненужных шевелений и шуршаний, метания рук и полеты вторых юбок. Актерская импровизация, на которой должен быть построен текст Гольдони, предполагает широту взора: здесь же команда зациклилась на двух гэгах – конфликтных взаимоотношениях дверей с персонажами, и, как следствие, наглядным травматизмом. К финалу на сцене нет ни одного неискалеченного, незабинтованного члена. Шутка максимум на 10 минут, явно не на 2 часа.

В динамиках – бесконечная эксплуатация тем Бреговича и Кустурицы. В программке – ни слова о заимствовании музыки.

В актерском составе буквально некого выделить. Если девушки еще пытаются быть веселыми, сексуальными или хотя бы кокетливыми в бесконечной пикировке, то мальчики совсем плохи, бледные пятна, одинаково скучные, безликие. Главный герой в исполнении Артема Осипова похож одновременно и на Константина Райкина, и на Григория Сиятвинду. Удивляет бедность, неизобретательность и непритязательность декорации Бориса Валуева – недолго думая, взгромоздили три двери в симметрию и задрапировали черным бархатом.

Бедненько, но без вкуса.