Свобода, имя прилагательное
«Недоросль» Фонвизина в Санкт-Петербургском театре «Пушкинская школа» Наталья КАМИНСКАЯ Великая комедия Фонвизина, вызывавшая восхищение у Пушкина, и стимулирующая зубную боль у российских Митрофанушек, которым учителя Кутейкины преподносят ее на уроках, не так уж часто идет на российских сценах. Каноны классицизма, по которым скроена пьеса, откровенно просветительский гражданский пафос пугают театры. Один Стародум чего стоит с его сентенциями о чести, достоинстве и общественном благе – ну как произнести их нынче со сцены всерьез, чтобы тебя не осмеяли! Или вот чиновник с говорящей фамилией Правдин, который, подобно богу из машины, осуществил честное государственное наказание порока – смешно! Принимаясь за «Недоросля», наши театры нажимают именно на смешное – на мирок Простаковых-Скотининых, Цифиркиных-Вральманов, играют разудалую комедию положений, кривляются и репризничают, пляшут и поют.
Но Владимир Портнов ставит щемящую человеческую историю, и смех, которым зал не раз взрывается в ответ на блистательные фонвизинские реплики, обрывается горьким недоумением: ведь все здесь живые люди, у всех своя, пусть нескладная и дикая, но жизнь, и всех жаль.
Замкнутые в неотесанный деревянный периметр, разгуливающие в хлопчато-бумажном исподнем, Простаковы-Скотинины жили бы так во веки-вечные, если бы в их мирок не вторглись инородные личности в партикулярных платьях, Стародум и Правдин. Чиновник (Никандр Кирьянов) меряет шагами «усадьбу», усердно ведет документацию, протоколируя свидетельства невежества и самодурства, а сам постепенно мрачнеет от открывшейся ему картины Отечества, где праведный вердикт может обездолить, но не побудить к лучшему. Стародум (Григорий Печкысев), прибывший с намерением осчастливить родственницу Софью, выглядит здесь как слон в посудной лавке.
Артист интеллектуального склада, герой гражданского толка, каковым Печкысев выращен в «Пушкинской школе», здесь он тоже берет общественную ноту, но мотив его глубоко личный, надо спасать племянницу (Юлия Скороход), иначе быть ей женой Митрофана или Скотинина. Подобно Чацкому, чьи гражданские филиппики в хороших спектаклях имеют под собой отчаянное желание вернуть расположение любимой Софьи, Стародум в спектакле Портнова все благородство употребляет на то, чтобы свою Софью вырвать из мрака. Так еще один классицистский резонер превращается в живого, страдающего человека. Однако, каков здесь Скотинин-Павел Хазов! Добродушный, теплый пейзанский человек, привязанный к свиньям всей своей широкой душой!
Но самое интересное, что и госпожа Простакова, этот символ косной и грубой силы, у Анны-Магды Обершт оказывается женщиной, которая не была такой, а такой стала. Ибо рядом со съежившимся до почти полной аннигиляции супругом (Денис Французов) она тянет и тянет непосильный хозяйственный воз – больше-то некому! И всем своим большим сердцем любит сыночка Митрофана.
И всей своей дремучей житейской смекалкой удерживает этот мирок от неминучего краха.
Митрофана играет Денис Волков, артист, успевший в спектаклях самого руководителя пушкинской школы Владимира Рецептера сыграть Гамлета и даже Пушкина. Его Митрофанушка неожиданный – не простак, а тонкое, до невозможности изнеженное существо, все глядящее в небо – то ли в облаках витает, то ли галок считает. Когда в финале его забривают в солдаты, это звучит совсем не смешно, это очевидная погибель.
Но и вопль Простаковой «Все отняли!», последний крик женщины, оставшейся, подобно чеховскому Фирсу, в заколоченном и опечатанном доме, производит почти трагическое впечатление. Жили-были смешные, дремучие люди со своим, давно слипшимися ценностями. И вдруг открылась дверь, «имя прилагательное», и ворвался в нее просвещенья дух.
Отчего же так невеселы принесшие его сюда Стародум и Правдин? Вот вопросы, которые задает сегодня «Фонвизин, друг свободы», гений, так мечтавший о том, чтобы эта самая свобода стала в Отечестве именем существительным.