«Все начиналось с фуэте»
Памяти Екатерины Максимовой Борис ТАРАСОВ Вечная беби-балерина, Максимова давно не появлялась на сцене, очень редко выходила в свет и почти никогда не давала интервью. Но ее помнили, потому что забыть Катю, как ее называли все, кто знал и не знал, невозможно. Видевшие ее на сцене в расцвете молодости были покорены сразу и безоговорочно – любовь к Максимовой они пронесут через всю жизнь.
А тем, кто родился позже, остались ее работы в телефильмах-балетах.
Почти все в жизни этой обаятельной и лучезарной Кати было «вопреки». Она родилась в трудные предвоенные годы. Ее мать была дочерью репрессированного, отец работал инженером. Детство Максимовой пришлось на войну, семья почти бедствовала.
Но бойкая и подвижная девочка уже тогда проявляла характер – захотела стать балериной и поступила в хореографическое училище.
В те годы училище при Большом театре все еще напоминало строгий дореволюционный монастырь со своим уставом, и строптивой независимой Кате пришлось несладко. Все искупали природные данные девочки и педантичное упорство гениального педагога – Елизаветы Павловны Гердт. Старая петербургская балерина вырастила из непокорного подростка маленькое чудо, беби-балерину, способности которой отметили еще в училище.
Выпускалась она уже как солистка, танцевала Машу в школьном «Щелкунчике» и специально для нее поставленный «Романс» Касьяна Голейзовского.
В Большом театре Максимовой повезло – ее заметила «сама» Галина Уланова, в 50 лет закончившая карьеру балерины. Катя стала ее первой ученицей и, пожалуй, самой успешной – у нее была прекрасная школа и уже сложившаяся индивидуальность. И еще талант, яркий, лучезарный, детский, так явно прорвавшийся к ошеломленному зрителю в их первой совместной работе – балете «Жизель».
Уланова «из рук в руки» передала Кате свою «коронную» партию, которую танцевала много лет, даже в пенсионном возрасте. Максимова тоже будет танцевать ее всю жизнь, до 49 лет, когда именно Жизелью она прощалась с публикой Большого театра. Но это будет позже.
А тогда, в 1960 году, Жизель Максимовой (точнее – первый акт балета) стала откровением – появилась новая, ни на кого не похожая балерина. Не побоюсь сказать – в этой крестьянской девочке, открывшейся для любви, было сконцентрировано все, что Бог дал Максимовой, все грани ее дарования. Обаяние юности, почти детства, детская же непосредственность, лучащиеся внутренним светом распахнутые миру глаза, немного кокетства, немного лукавства, чуть-чуть романтизма, толика драматизма.
Совершенная партерная техника, выразительное миниатюрное тело, изящные ноги, красивые стопы и челочка, знаменитая «максимовская челочка», ставшая ее фирменным знаком и примером для подражания нескольких поколений танцовщиц. Идеальный портрет беби-балерины, совершенное воплощение театральных амплуа инженю и субретка, того, что в балете называется «деми-классик». Именно в этой коварной приставке «деми» и скрывалась трагедия всей творческой жизни Екатерины Максимовой.
Понятие «амплуа на театре», а соответственно, и в кино, и в балете подвергается сомнению в России со времен революции, когда «кухарка могла управлять государством», и главным стал лозунг «Незаменимых – нет». Комики отважно взялись играть трагедию, драматические актеры начали распевать куплеты, а характерные танцовщицы стали исполнять классические партии. К сожалению (или к счастью), жизнь раз за разом опровергает эти сомнения, а физические данные и творческий потенциал любого исполнителя неотвратимо тяготеют к тому или иному амплуа. Тех, кто может раздвинуть границы амплуа и называться «универсальным актером», – единицы.
Дарование Максимовой к этим единицам не принадлежало.
Это проявилось уже в том самом первом спектакле – пресловутой и коварной для балерины «Жизели». Дело в том, что два акта этого балета – это два мира, два полюса: жизненный «пейзанский», слегка тяготеющий к романтике первый акт и «потусторонний», инфернальный, кристально «белый балет» второго акта. И если реалии первого акта оказались под стать таланту Максимовой, то «белый балет» балерине был противопоказан.
Но Максимова боролась, она постоянно пыталась преодолеть рамки амплуа. Это можно объяснить упорным характером, но в этом есть и очевидный практический смысл – не танцуя «больших» балетов, нельзя стать прима-балериной и занять ведущее положение в труппе. Деми-классических балетов в советское время было немного, и появлялись они в репертуаре нечасто.
И Максимова отважно бралась за «не свои» балеты, отстаивая право быть первой. Основания для этого были – победы на международных конкурсах и покровительство всемогущей Улановой.
Случались победы, когда создаваемый образ был близок индивидуальности Максимовой – Золушка, Китри, принцессы Флорина и Аврора в «Спящей красавице», Балерина в «Петрушке». Главными удачами на сцене Большого театра стали созданные специально для нее очаровательная «Мазурка» Касьяна Голейзовского и Маша в «Щелкунчике» Юрия Григоровича. Во всех остальных партиях она неизменно проигрывала другим исполнительницам, часто не самым талантливым.
Даже ее Фригия в потрясшем всех «Спартаке» не достигла того уровня, накала страстей, трагедийности, которые демонстрировала гениальная Наталья Бессмертнова. А ведь Максимова танцевала еще и Музу в «Паганини», Марию в «Бахчисарайском фонтане», Одетту–Одиллию…
Неожиданной и блестящей страницей в биографии балерины были ее работы на телевидении. Нельзя сказать, что телефильмов-балетов не существовало до нее, но, несомненно, что именно фильмы с участием Максимовой стали вершиной и классикой жанра. Катя оказалась на редкость кино- и телегеничной.
Прозорливый сценарист и режиссер Александр Белинский предугадал эффект появления Максимовой на телеэкране, чарующего взгляда ее красивых темных глаз, лукавой улыбки. Триумф был полный – ее блистательно остроумная Элиза Дулиттл в «Галатее» сразила телезрителей наповал. Успех закрепил шаловливый Петер в «Старом танго».
А уже в 1982 году появилась ее «Анюта» – главное свершение Максимовой на экране. Это была квинтэссенция максимовского таланта – первая и, увы, последняя трагикомическая роль, сыгранная ею.
Через несколько лет «Анюту» перенесли на сцену Большого театра, и многое, если не все, ушло, потерялось – то, что пленяло и будоражило в небольшом телевизионном шедевре, растеклось и потеряло концентрацию в затянутом двухактном действе. Потерялась и Максимова. Да и возраст давал о себе знать – ей исполнилось 47 лет, для балерины это возраст «за гранью добра и зла».
Страшная и печальная тема – как уйти вовремя? Как? Кажется, что ты только что набрал опыт, мастерство, силы еще есть, толпа еще беснуется и вызывает на бис! А зеркала и паспорт врут! Ты же ощущаешь себя молодой и полной энергии, ты не можешь уйти – ведь твоя жизнь только там – на сцене!
Но волей-неволей приходится идти на компромиссы – сокращать количество спектаклей, упрощать вариации, отказываться от чего-то. Дают себя знать многочисленные травмы, прокуренные легкие не выдерживают нагрузок, и ты задыхаешься…
Считанные единицы находят в себе силы и, правильно рассчитав все, оставляют сцену в расцвете. Для этого необходимо мужество. У Екатерины Максимовой мужества не хватило – она мучительно больно и трагично уходила со сцены Большого театра.
Несколько лет подряд они с Владимиром Васильевым выходили в «прощальной» «Жизели»… «Кате» и «Володе» было уже около 50 лет. О танце, естественно, речь уже не шла – два больших мастера изо всех сил цеплялись за сцену… Уйдя наконец из Большого, Максимова не закончила танцевать – за рубежом имя звезды такого масштаба еще котировалось, и она танцевала вновь и вновь… А в 51 год она вернулась в Москву Золушкой. Рядом с лучезарно юным принцем Андриса Лиепы, сына ее давнего партнера, на сцене Кремлевского дворца максимовская Золушка выглядела бабушкой.
Васильеву было немного легче – он нашел себя в постановочной деятельности. Максимовой – труднее, у нее не оставалось ничего. Она могла лишь делиться опытом со своими ученицами и отдавать им свою нерастраченную любовь.
В годы правления в Большом театре Васильева Максимова вновь выходила на сцену в концертах и юбилеях. И танцевала… Вновь… Она не могла не танцевать, ведь только на сцене была ее жизнь.