Вселенскую историю можно играть и на пятачке

Ростовский молодежный театр начинает новую страницу своей жизни Людмила Фрейдлин   В прежние времена этот театр был знаменит, и слава его держалась долго – десятилетиями: при режиссерах Владимире Молчанове, Артуре Хайкине, Юрии Еремине, Вячеславе Гвоздкове, Владимире Чигишеве. А на ростовский фестиваль «Минифест» съезжались театральные люди со всего света. Однако восемь лет назад тут жизнь потускнела. Приходили и уходили режиссеры и директора театра. По разным причинам не удержался ни один.

Долги росли, репертуар не складывался, труппу лихорадило, и это больно было видеть, поскольку, несмотря ни на что, она оставалась талантливой, живой и хотела настоящей работы.

Нынешний сезон в Молодежном начал новый главный Михаил Заец. Сыграли семь премьер разного художественного достоинства. На некоторых стоит остановиться.

На хуторе было нескучно
«Вечера на хуторе близ Диканьки» по Гоголю близки к стилистике шутовского представления, ярмарочного балагана, площадного действа с традиционными украинскими персонажами: головой, чертом, разбитной бабой, дьяком, кумом…

Детская фигурка, детский голос, читающий сказку; многофункциональная белая избушка на белом покрове сцены (художник Алексей Паненков); задорные девушки – не только участницы действия, но и певучее обрамление народной картины – всё работает на замысел, хотя приемы не новые. Впечатляет (пусть тоже не впервые) – то, как неутомимая, лихая, с очевидным талантом причаровывать козаков Солоха оборачивается томной императрицей (Светлана Лысенкова), а верткий, азартный Черт – важным Потемкиным (Сергей Беланов). Остроумно переосмысленные персонажи: японского облика Пацюк (Борис Вернигоров) и Дьяк с неожиданно бесовскими повадками (Александр Волженский) – озорно монтируются с традиционными фигурами малороссийского быта.

Одна из таких фигур – гулкоголосый, напористый Голова (Александр Семикопенко). Есть в обрисовке этой фигуры нескупые фольклорные краски, и в то же время она полнокровная, натуральная, живая, крепко укорененная на родной почве.
В духе петрушечных представлений, где народ потешали вольнодумцы и охальники, уместно режиссерское «богохульство», и желание остро поязвить над государственным устройством, и сунуть космический спутник в ернический парад знаков местной жизни, и снизить мечту о черевичках современного спортивного фасона.
«Знакомство императрицы с народом», являющим смирение с хитрецой пополам («почему ж не жить как-нибудь?…») – пример того, как без вмешательства в текст он становится свежим, сегодняшним. Вся эта рождественская круговерть напоена победительным жизнелюбием.

Красота повсюду
Театр еще раз заговорил со зрителями о торжестве здорового и доброго начала в человеке на совершенно ином материале: повести Шмитта «Господин Ибрагим и цветы корана» – тоже в постановке Михаила Заеца. На малом пространстве камерной сцены, почти пятачке, разворачивается история вселенского масштаба. В 20-страничной повести Шмитта каждое слово – на вес золота, и текст от первого лица здесь сохраняется: Евгений Овчинников (Момо) в спектакле и рассказчик, и артист.

Предметов на сцене мало (художник Александр Литвинов). Внушительных размеров чемодан, раскрываясь, превращается в компактную бакалейную лавку с коробочками, баночками и затейливыми мешочками с бахромой. Лавка открыта «даже ночью и по выходным».

Стул поодаль – обозначение жизненного пространства адвоката, тут он с сыном и общается. Рискну предположить, что хозяин этого условного жилища по существу ни к какому месту не привязан.

Любопытны события, представленные не впрямую. О победе над несговорчивой негритянкой Момо рассказывает, взяв в руки плитку шоколада и откусив пластинку. А когда расстелили легкий, скромного тона коврик, это оказалась пестрая карта Парижа, и пошли мальчик с лавочником гулять вдоль набережной Сены, свернули на Елисейские поля, на знаменитую улицу Фобур-Сент-Оноре, к потайным садам Пале-Рояля…

Однако главное путешествие Момо – из легкой безответственной жизни в подлинное познание мира. Внутреннее путешествие. Мальчик мечется между сумрачным отцом и лавочником Ибрагимом, всевидящим и всезнающим.

Эти два полюса воплощают Александр Семикопенко и Николай Ханжаров: один замкнут в себе и раздражен, другой незлобив. Один согбенный, потухший, другой – живущий в гармонии с миром и собой.

Валерия Искворина тоже выходит в трех ролях: проститутки (нарочито плакатный ее экземпляр), Бриджит Бардо и матери Момо. Напряженный диалог матери с сыном – урок проповедуемого Ибрагимом очищения от ненависти. Оказывается, «красота повсюду». А увидеть ее можно только сердцем – «вместилищем божественного присутствия».

Момо оказался благодарным учеником. Он потянулся к человеку, у которого не только бакалея, а и душа распахнута «даже ночью и по выходным». Переняв и впитав его образ мыслей, Момо становится «арабом на углу», по существу перевоплотившись в Ибрагима.

Об этом рассказывается, но это пока не сыграно.

Вообще в маленьком шедевре Шмитта всё непросто, и, хотя спектакль несомненно стоит добрых слов, глубины текста не вычерпаны до дна. Жизненные перемены, а то и потрясения не столько пережиты, сколько объявлены.Что же до загадочного начала, закольцованного финалом (кружением четверых персонажей в белых халатах), то именно в последней сцене притча, возникающая из повести, являет нам свой безусловный жанровый облик. О посещении героями текке – монастыря, где волчком вращались дервиши, мы узнаем со слов Момо, а ритуальный танец «перепоручен» всем участникам истории. Звучит удивительная музыка. Ее автор – анголец Бонга – привил к стволу старинного стиля сембе побег европейской инструментальной музыки.

Свободное дыхание новой мелодии располагает слушателей – зрителей к неспешным мыслям, красота медитативных повторов – к желанию пристальнее вглядеться и в окружающий мир, и внутрь себя.

Что-то слышится родное
И вот сезон завершен «Кьоджинскими перепалками» Гольдони в постановке Александра Баргмана (Санкт-Петербург) и сценографии Николая Чернышева (Новосибирск). Получилась комедия в регистре морского шторма. Тут никто не умеет говорить спокойно.

Все надрываются, доказывая свою правоту, патетически воздевают руки к небу, принимают скульптурные позы, приплясывают, не в силах сдержать свой темперамент. Разве что замечательный падрон Фортунато своим невозмутимым мурлыканьем пытается урезонить обе стороны.

Всё на сцене работает как полагается: корабль с лихими моряками (сильно смахивающими на пиратов); рыбы – они же улов, они же подручное средство в драке; дома-ставки враждующих семейств, которые легко передвигаются и в финале съезжаются в один дом.
Наше зрительское удовольствие с артистами обоюдное. Они увлечены и самой историей, и режиссерской трактовкой, и хороши все до единого.

Строго говоря, какая там Кьоджа! Это абсолютно одесско-ростовская история: наш южный темперамент и наша способность делать классический шаг от любви к ненависти и обратно.
«Перепалки» – тот случай, когда качество и касса в одном флаконе. Чтобы удержать и умножить этот успех, нужна (что понятно) тщательно проработанная репертуарная политика на перспективу. Как ни велика классика и возможность говорить на ее материале о современности, без сегодняшней драматургии всё же нет полного счастья.