Звезда немецкого театра, которая никогда не выходит на сцену

Уте Герасим сравнивает себя с навигационной системой. Она — самый знаменитый оперный суфлер Германии. Ради нас таинственная звезда театра согласилась выйти из укрытия.

В Италии их называют maestro suggeritore (или maestra suggeritrice) — "мастерами внушения". В Испании — "apuntador" или "apuntadorra", "доводящими до точки", "завершающими".

В Германии, как и в России, используется французское слово "souffleur" – "шепчущий".

Уте Герасим (Ute Gherasim) — самый знаменитый оперный суфлер Германии. В своей профессии она звезда. У нее контракт с крупнейшими театрами страны — в их числе оперные театры в Дюссельдорфе и Берлине.

Она "гастролирует" на фестивалях – например, в Байройте. Иные дирижеры соглашаются работать только с ней. Певцы отзываются о ней исключительно в возвышенных тонах.

Ради нас "самая таинственная звезда театра" согласилась "выйти из укрытия".

Deutsche Welle: Госпожа Герасим, для чего сегодня нужен суфлер?

Уте Герасим: Представьте себе: вы едете на работу. Вы проезжаете по одному и тому же маршруту каждый день и, кажется, знаете каждый поворот. Но вдруг – после отпуска, из-за какой-то неприятности или просто по непонятной причине — вы забываетесь и чуть не пропускаете поворот. В этот момент ваша автомобильная навигация — если она включена — командует: "Направо!". Я – это голос из навигационного прибора.

Причем в опере, в отличие от дороги, нельзя развернуться и поехать назад. Это гигантская, сложнейшая машина. Поэтому все должно получиться с первого раза.

— Как Вы определяете, что певец может вот-вот "пропустить поворот"?

— Я постоянно нахожусь в контакте с каждым из певцов и с дирижером. И параллельно держу сухой такт – в отличие от дирижера, который занимается, так сказать, "красотами" партитуры. Существует универсальная система знаков, которыми обмениваются певец и суфлер. Кроме того, у каждого хорошего суфлера есть свои приемы и свои секреты.

Певцы — люди в высшей степени подготовленные. Но они находятся в состоянии невероятного напряжения. Примерно через пять минут после начала спектакля я знаю: сегодня все будет хорошо. Или чувствую: надо быть очень настороже. Бывает и так, что я, как тот волжский бурлак, буквально "тяну" певца через всю его партию.

— Что именно Вы делаете? Подсказываете текст? Тормозите или ускоряете темп?

— Суфлер обязан оставаться тайной, никто не должен видеть, что певец пользуется его услугами. С каждым из солистов я договариваюсь о том, хочет ли он, чтобы я сопровождала каждое его слово, или только отдельные эпизоды. Тут есть разные техники.

Если человек забывает текст – да, я могу подсказать и текст, – одними губами, или одним звуком. Например, звучными согласными "к" или "с" – и певец уже знает, что его текст начинается со слова "когда" или "скоро". Есть техника беззвучной артикуляции, любого певца учат читать по губам. Если надо – могу перекричать и оркестр. Но очень часто сложность представляет не текст как таковой.

Певцы теряют ритм, или нечисто интонируют. В таком случае мое искусство – задержать, ускорить, "перестроить".

— Вы подстраиваетесь под определенных дирижеров?

— Конечно! И не только! Я подстраиваюсь под сиюминутное настроение каждого из них. Я знаю, не перепил ли он сегодня кофе и хорошо ли поспал после обеда.

— Какими инструментами Вы пользуетесь?

— Клавир оперы, карандаш, ластик. И, конечно, очень важна сама будка суфлера – это гениальное изобретение итальянцев.

Будка или кабина должна "висеть" над оркестровой ямой, посередине сцены, так, чтобы певец видел глаза и губы суфлера. Некоторые режиссеры пытаются ликвидировать суфлерскую будку и пересадить суфлера куда-нибудь за кулису. Я считаю это непростительным легкомыслием.

— Что отличает хорошего суфлера от плохого?

— Любовь к своему делу.

Очень часто в суфлерской будке оказываются какие-нибудь неудавшиеся певички или состарившиеся балерины. Они сидят и завидуют тем, кто на сцене. Я считаю, что моя работа – самая фантастическая работа в мире. Я – пожарник, я – спасательный круг.

Я – единственный человек, на которого и певец, и дирижер могут в любую минуту рассчитывать.

— А как Вы пришли в эту профессию?

— В 1990 году я случайно узнала, что театр города Вупперталя ищет суфлера.

Я в детстве играла на флейте и решила рискнуть: мне всегда хотелось работать в театре. И у меня получилось.

— Но музыкальное образования все-таки необходимо?

— Конечно, надо уметь читать ноты.

Остальные навыки нарабатываются исключительно опытом.

— Похоже, что суфлер – это женская профессия?

— Я недавно спорила об этом с одной коллегой.

Есть театры, где суфлерами принципиально работают только мужчины – например, в Цюрихской или в Венской опере. Я же считаю, что суфлер – женская профессия. Здесь все зависит от "тонких материй", от настроения, а женщины к таким вещам, как известно, более чувствительны.

— Вы суфлируете Вагнера – с его бесконечными речитативами, текстовыми сценами и крайне тяжелым языком. К тому же ключевые партии зачастую поют певцы, для которых немецкий не является родным. Наверное, для них Ваша помощь особенно важна?

— Сложные ситуации могут возникнуть в любом оперном спектакле — при смене темпа, в сценах, где требуются большие актерские усилия.

Или на пустом месте, что особенно опасно. Что касается произношения и знания текста, то певцы-иностранцы зачастую бывают лучше подготовлены и артикулируют более четко, чем немецкие вокалисты.

— Вы суфлируете оперы не только по-немецки, но и на французском, итальянском, а также на русском и чешском языках. Как Вы работаете с языками, которых не знаете ни Вы, ни вокалист?

— Ну, я понимаю по-русски.

Но суфлировать можно и на незнакомых языках. Я, например, не знаю испанского или чешского, тем не менее, работаю на этих языках. Тут очень важно воспринимать слова как часть музыки, учить их, как учишь мелодию. Хотя понимать смысл, конечно, тоже важно. Но я могла бы суфлировать и по-японски или по-китайски.

— Если вы понимаете по-русски, Вы оцените и старый русский театральный анекдот: когда в постановке "Евгения Онегина" Татьяна неожиданно появляется в финальной сцене не в "малиновом берете", а в зеленой шляпке. Быстро сориентировавшись, ее партнер-Онегин вопрошает: "Кто там в зелёновом берете с послом испанским говорит?". Бывали ли и в Вашей практике подобные случаи?

— Всякое бывало. Например, в "Парсифале" Гурнеманц, как известно, вопрошает Парсифаля: "Откуда ты?" И тот отвечает ему "Ich weiss es nicht" – "Не знаю".

И вдруг певец на поставленный вопрос отвечает: "Я – Парсифаль!" (это прямо в самой первой сцене – те, кто знают оперу, оценят абсурдность ситуации). Очень удивленный Гурнеманц задает следующий вопрос: "Кто твой отец?". Парсифаль, который и на этот вопрос должен ответить: "Не знаю!", настаивает на своем: "Я — сын Грааля". "Ах, так!" – разводит руками Гурнеманц.

Но это было, конечно, не в Байройте.

Автор: Анастасия Рахманова, редактор: Ефим Шуман, dw-world.de